Другая правда. Том 2 - Александра Маринина

– Дорогие друзья, благодарю вас за то, что пришли сегодня на наш вечер, который устроен в честь пятидесятилетия нашей с Татьяной совместной жизни. Золотая свадьба – дело серьезное, особенно в наш век, когда браки зачастую так недолговечны! Для этого вечера мы подобрали произведения, связанные так или иначе с памятными событиями и вехами пути, пройденного нами рука об руку за пять десятилетий. Именно на студенческом спектакле «Фауст» в оперной студии консерватории пятьдесят два года тому назад мне выпало счастье познакомиться с Татьяной, – красивым выверенным жестом Дорошин указал на сидящую за роялем супругу. – Можно считать, что наша любовь началась с этой арии, поэтому сегодняшний вечер мы решили открыть исполнением именно этого произведения. Я был довольно робким парнем, никак не мог решиться признаться в своих чувствах, и в конце концов прибег к помощи великого Верди, использовав арию графа ди Луны из «Трубадура»…

Каждое включенное в репертуар произведение сопровождалось кратким, но довольно ярким пояснением, украшенным изрядной долей юмора. Когда объявили антракт, Настя искренне удивилась: неужели уже час прошел? Посмотрела на часы, чтобы удостовериться. Да, первое отделение вечера длилось час пятнадцать минут, а пролетело как несколько легких мгновений.

Они с Ниной вышли в фойе, и тут на них налетел Игорь.

– Девушки, что произошло? Мамулины подруги меня чуть на мелкие лохмотья не порвали, еле отбился.

Настя скроила невинную физиономию, Нина же сохраняла полную невозмутимость и, казалось, вообще не понимала, о чем идет речь.

– Ничего не произошло. Мы мирно сидели, разговаривали, никого не трогали, починяли примус. А в чем дело?

– Разговаривали? На каком, позвольте поинтересоваться, языке?

– На испанском, а что?

– Все ясно, – вздохнул Игорь. – Ну Нина – ладно, она испанский хотя бы в школе изучала, но уж от вас, Анастасия Павловна…

Он удрученно замолк.

– Что – от меня? Такой подлости никак не ожидали? – поддела она со смехом. – Сами виноваты, нужно было предвидеть, что такие, как мы, всегда будут белыми воронами в светском обществе. Тут уж только два варианта: или мы наряжаемся, украшаемся и выглядим соответственно ожиданиям, или становимся объектом пристального внимания и источником недоумения и шока. Вы пренебрегли первым вариантом и закономерно получили второй. Какие к нам претензии?

Игорь безнадежно махнул рукой.

– Да никаких. Теперь никаких. Действительно, я сам дурак. Только мамулины подруги уже поскакали к ней в гримуборную рассказывать взахлеб, каких дам я привел на концерт и усадил в ложе.

– Кстати, о ложе, – подхватила Настя. – Где вы сидели? Я правильно понимаю, что первоначально вы планировали сидеть с Ниной, но отдали свое место мне? Если так, то предлагаю поменяться, садитесь на свое место хотя бы на время второго отделения.

– Вы очень великодушны, Анастасия Павловна, – Игорь улыбался, но лицо его было одновременно рассеянным и озабоченным, – но моего места, как выяснилось, в зале вообще нет. То есть теоретически оно есть во второй ложе, но кресло стоит пустым. Мамуля потребовала, чтобы я весь вечер стоял в кулисе, причем так, чтобы она меня видела. Вот такая у нее блажь на сегодняшний день. Отказать не могу, мамуля не часто просит меня о чем-то, зато моя уступчивость послужит бонусом, когда буду знакомить ее с Ниной.

– Предусмотрительно, – согласилась она. – А кто придумал такой формат вечера? Получилось очень живо, тепло и даже доверительно. Наверняка ваша идея, верно?

– Верно, – кивнул Игорь. – Знаете, пришла в голову фраза, что-то вроде «музыкальные свидетели прожитых лет», ну а дальше одно за другое цеплялось… Я рад, что вам нравится.

Он заговорил с Ниной, но Настя уже не слушала. Слово «свидетель» словно выстрелило тугой пружиной, которая начала закручиваться, вовлекая в свою орбиту все новые и новые факты, соображения, предположения, идеи. Одно-единственное слово…

Очнулась она только тогда, когда зал взорвался финальными овациями. Неужели вечер закончился? И уже можно ехать домой? Ура! Как хорошо, что она не согласилась на предложение Игоря «привезти и отвезти», приехала на своей машине, оставила ее на подземном паркинге в самом начале Тверской. Консерватория находится в доме 13 по Большой Никитской улице, а в доме 11 во времена Настиного студенчества располагался юрфак университета, где она училась. Улица тогда именовалась не Большой Никитской, а Герцена. Частично факультет в те годы уже переехал на Ленинские горы, в основное здание МГУ, но кое-какие кафедры и аудитории оставались еще на Герцена, 11. Настя отлично помнила, как добегала за пять минут от метро «Проспект Маркса» до места учебы. Небольшая пешая прогулка сейчас будет очень кстати, ходьба обычно помогает привести мысли в порядок.

А уж дома… Она знает, чем займется. Эх, жаль, что завтра придется ехать с басом-профундо на закупки. И Петру она дала на завтра отбой. Но кто же знал, что ее посетит очередная безумная идея?

* * *

Сушеная вобла закончила занятия ровно в пять часов, на концерт она идет, видите ли! Петру было так муторно со вчерашнего вечера, и он с удовольствием поработал бы над делом, чтобы отвлечься от плохого настроения, и послушал всякие байки из жизни следователей и оперов, которые Каменская то и дело рассказывала в качестве примеров и иллюстраций. Но вобла непререкаемым тоном заявила, что ей нужно привести себя в порядок и выехать пораньше, потому что будний день, конец рабочего дня, пробки и так далее. Короче, обломала Петра по всем фронтам.

Неприятный осадок, оставшийся от знакомства с Катей Волохиной, раздражал и не давал покоя. Петр позвонил одному приятелю-однокурснику в попытке договориться о встрече и «посидеть-попить пивка», потом другому, третьему – безрезультатно. Все были заняты, никому Петя Кравченко не был нужен и интересен настолько, чтобы ломать собственные планы и откладывать дела. Был бы он в родной Тюмени – уже через пять минут собрал бы целую компанию, а тут… Ладно.

Но сидеть одному в пустой квартире ему отчаянно не хотелось. Он вышел из метро за три остановки до той станции, где снимал жилье, поднялся наверх и зашел в первое попавшееся заведение, которым оказалось не то кафе, не то бар, не то рюмочная-забегаловка. Столов со стульями всего два, оба свободны, высоких столов без стульев – штук пять или шесть, длинная барная стойка, вдоль которой располагались не меньше десятка барных табуретов, все до единого заняты посетителями. У высоких столов стояли несколько человек двумя группами. «Странно, – подумал Петр, – почему никто не сел за стол? Удобнее же! »