Дар берегини. Последняя заря - Елизавета Дворецкая

Ингер наконец поднял голову, запустил пальцы в волосы и встряхнул их, но на сестру не взглянул.

– Тебе легко говорить… о судьбе! – Прекраса пыталась произнести это с насмешкой, но в ее голосе прорывалось отчаяние. Кто знал о судьбе больше нее, кто лучше понимал цену сделок с суденицами! – Тебя судьба с колыбели бережет! Твой брат оставался дома, – она метнула в Свенгельда неприкрыто враждебный взгляд, – когда мой муж пошел под огонь неугасимый, под молнию с неба!

– Я дома оставался! – возмутился Свен и шагнул к ней, кладя руки на пояс. – Будто я хотел дома сидеть! Ингер сам так решил, скажешь, нет? Ты сказал, чтобы я древлян сторожил, стол твой берег, пока ты с войском за морем будешь! Я и сберег! Все, что мне оставлено было! А уж коли ты не хотел со мной добычей делиться, то и твой позор я делить не обязанный!

– Ты не получишь стол! – Прекраса тоже шагнула к нему, хотя перед рослым, сильным Свеном выглядела как птичка, вздумавшая напасть на быка. – Ты как был сыном рабыни, так и остался! Этого не изменить, даже если ты поставишь себе двор в десять раз больше и накопишь в десять раз больше всякого добра!

– Я сын рабыни? – Свенгельд стиснул зубы, ноздри его дергались от сдержанного бешенства. Он пришел сюда вовсе не ругаться с Ингером и тем более его женой, но Прекраса своими попреками выводила его из себя. – Да! И тем для вас хуже! Может, я и сын рабыни, но удачи у меня побольше, чем у иных каких! Когда я был в войске, мы в один день разбили древлян! Я за одну зиму их в покорность привел! А когда твой молодец пошел в поход сам, то оказалось, удача-то руси дома осталась!

– Прекратите… – Ингер с неохотой поднялся и шагнул к ним; этот спор лишь растравлял его душевные раны.

Но они его не услышали.

– Удача! И вы смеете об удаче говорить! – Прекраса глянула на Свенгельда, потом на Ельгу. – Свой стол Ельг оставил Ингеру! А его удача княжеская где? Ты украла ее! – она повернулась к Ельге, и голос ее дрогнул, на глазах блеснули слезы, одолев усилия их сдержать. – Ты отдала удачу твоего отца сыну рабыни!

У нее было смутное ощущение, что любовь Ельги-Поляницы, как живого воплощения земли Полянской, может наделить удачей, и она не могла простить золовке, что та из двоих своих братьев предпочитает наглого сына рабыни, а не Ингера, законного отпрыска благородного владыки.

Ельга шагнула назад. Сцепила руки, сглотнула, не зная, что сказать. Глубоко вдохнула.

– Перестань! – Ингер подошел к Прекрасе, обнял ее, отодвинул от тех двоих и заставил снова сесть на прежнее место. – Удачу не украсть, это же не курица. Боги за что-то в обиде на меня. Мы – Ельгов род, все четверо. Его удача с нами. Нам надо не вздорить между собой, а искать способ вернуть ее. Пробудить. Ты верно говоришь, сестра, – он взглянул на Ельгу, – мы должны принести жертвы и сделать поминальные столы, как можно скорее. Если кияне опять разделят со мной жертвенное мясо, они успокоятся и не будут кричать… это все.

Свенгельд взглянул на него с невольным уважением. Ингер сумел взять себя в руки и теперь спешил утвердить свои права перед киянами, близкими к мятежу. И он прав: совместное жертвоприношение подкрепит зашатавшийся союз между молодым князем-варягом и землей Полянской. Из обвинителей поляне вновь превратятся в его союзников и будут общими усилиями искать способ поправить дела.

Вот только Свен сомневался, что желает Ингеру удачи в этой затее.

– Если вы согласны, – голос Ельги слегка дрожал, но в своем решении она была тверда, – я нынче же призову киян на Святую гору.

– Спасибо, – кивнул ей Ингер. – Богатой добычи мы не привезли, но пара бычков для Перуна у нас еще найдется.

Прекраса не смотрела на родичей, когда они прощались, – сидела на ларе, отвернувшись, Ингер держал руку на ее плече. Его бедной жене горе попутало мысли, иначе она не обвинила бы Ельгову дочь, новую Деву Улыбу, в краже княжеской удачи. Дочь перевозчика порой еще прорывалась в Прекрасе, пусть она уже три года была женой князя. Но Ингер не осуждал ее. И на это ее толкала все та же причина – любовь к нему.

Свенгельд и Ельга-Поляница ушли, дверь за ними затворилась. В избе настала тишина, никто не решался первым заговорить. В глубине души Прекраса знала, что неправа. Не Ельга похитила удачу Ингера. Он лишился ее три года назад, когда повстречал на реке Великой водяницу в облике белой утки. Договором с Прядущими у Воды Прекраса спасла ему жизнь, но вытянуть потерянную удачу не сумела.

А это значит, она должна эту удачу ему заменить.

Когда Свен и Ельга вышли во двор, здесь уже все почти успокоилось. В ворота больше никто не ломился, и хотя кияне еще стояли кучками, на все лады толкуя о печальных новостях, выехать можно было свободно. Фарлов, сотский Свенгельдовой дружины, с тремя десятками отроков ждал своего господина. Кияне провожали Ельговых детей глазами, но не окликали.

Ельга придержала коня. Народ дрогнул и подался ближе к ней.

– Люди добрые! Передайте старейшинам вашим, что завтра в полдень я зову их на Святую гору. Будем говорить о поминальных жертвах.

Никто не ответил, и это был неплохой знак. Ельга поехала дальше, за ней следовал Свенгельд с телохранителями и Фарловов, потом шла его дружина. С тех пор как Прекраса бросила свое обвинение, Свен не произнес ни слова и был рад, что может помолчать.

Русалка, как они с Ельгой тайком прозвали Прекрасу, и сама не знала, насколько права. Три года назад, когда Свен впервые после смерти отца собирался в Дерева, Ельга вручила ему старый меч, который нашла на дне Ельгова ларя. Никто из них тогда не знал, что это за оружие, откуда взялось и почему они никогда не видели его у отца в руках. Свен узнал об этом от самого Одина, чья воля наделила Друга Воронов особой силой. Духи-пленники меча стали служить ему, и тогда он выяснил, как его отец приобрел славу вещего и способность добиваться успеха в любом деле. Еще бы, с такими-то помощниками! В Друге Воронов и жила его удача, вовсе не умершая вместе с ним. Не зная об этом, Ельга еще до приезда Ингера передала ее сводному брату. Не сделай она этого, Друг Воронов так и лежал бы в ларе, пока не перешел бы к Ингеру заодно с прочим наследством.