Экстрим на сером волке - Дарья Донцова

Нос уловил упоительный запах свежеиспеченных булочек. Я заморгала, за створкой скрывалась не улица, а огромная кухня, битком набитая людьми.

– Простите, – растерянно спросила я у тетки, вытаскивающей из духовки железный лист с пирожками, – девочку не видели?

– У нас здесь мальчиков нет, – весело ответила баба, повернув ко мне красное потное лицо, – сплошняком девчонки. Какую хочешь? Выбирай! Потолще, потоньше, с румяной корочкой или недопеченную? На любой вкус найдем.

– В белом платье и веночке! Видели такую?

Повариха поставила лист на доску и хмыкнула:

– Нас тут чертова тьма толчется, все в белом и в колпаках.

Я огляделась. Действительно. Служащие, деловито сновавшие по пищеблоку, носили довольно широкие балахоны на пуговицах. Кто-то перехватил талию поясом, другие предпочли «свободный» вариант. А на головах у женщин были странные сооружения из скрученной марли, нечто вроде беретов, но без дна. Издали подобную «шляпу» вполне можно принять за венок.

– Извините, – попятилась я в коридор, – перепутала случайно, я не сюда шла.

– Бывает, – легко согласилась повариха, потом покосилась на мои босые ноги и поинтересовалась: – Че, теперь мода такая, без босоножек ходить? Может, и хорошо, ступня не потеет, только грязно, грибок подцепить не боишься?

Я вышла в коридор, отыскала обувку и попыталась утихомирить отчаянно стучавшее сердце. Любое мистическое событие имеет, как правило, вполне материалистическое объяснение. Небось навстречу мне попался поваришка, удравший из душной кухни с желанием покурить или попросту погулять. Небось ученица тайком ускользнула от мастера, хотела остаться незамеченной, выскочила в коридор, и тут на нее налетела я с воплем «Стой! ». Девочка решила, что ее вычислило начальство ресторана, испугалась и кинулась назад.

Успокоившись, я нашла кабинет директора и увидела Катю, мирно смотревшую телевизор. Узнав меня, девочка щелкнула пультом и вежливо встала.

– Здравствуйте.

– Садись, Катюша, – сказала я, испытывая сильное смущение, – как дела?

– Плохо, – серьезно ответила девочка, – знаете же, мама умерла.

К моим щекам прилил жар. Надо же было задать бедному ребенку столь идиотский вопрос!

– Катенька, твоя мама просила меня в случае ее смерти позаботиться о тебе…

Девочка молчала, опустив глаза в пол.

– Конечно, Соню не вернуть, скорей всего, я не сумею полностью заменить тебе маму, но…

– Мне нельзя жить одной? – уточнила Катя.

– Нет.

– Почему?

– Понимаешь, по закону подросток твоего возраста, если он остался без родителей, отправляется в детский дом. В приют сирота не попадает только в одном случае: если находится опекун, готовый содержать и воспитывать его.

Катя поморщилась.

– У меня есть деньги. Вернее, они мамины, но теперь-то мои. Небось завещание она оставила.

– Думается, тебе лучше будет у нас, чем в интернате, – сказала я, – а вопрос о денежных средствах и всяких юридических формальностях решат адвокаты, в частности, мой сын, он хороший юрист.

Катя закусила нижнюю губу.

– Мы тебя не обидим, – уговаривала я девочку, – поверь, в нашем доме много детей. У Маши, моей дочери, полно подруг, ты с ними сможешь общаться, скучать тебе не придется.

Катя выпрямилась.

– Деньги…

Я не дала ей договорить:

– Твои личные средства нам не нужны. Мы достаточно обеспечены, чтобы прокормить еще одного ребенка и дать ему необходимое образование. Если мы подружимся, то будем спокойно жить вместе и дальше, если нет, то в день восемнадцатилетия ты уедешь от нас. Ни дом, ни квартиру, извини, не знаю, чем еще обладала Соня, я не трону. Движимое и недвижимое имущество, капитал, акции – все останется у тебя в целости и сохранности. Ни в коей мере я не претендую ни на одну копейку.

– Вы меня не так поняли, – протянула Катя. – Моя фамилия Адашева.

– Боишься, что мы заставим тебя поменять ее на Васильеву? Ну и бред! Кстати, мои дети Воронцовы и…

– Дайте договорить, – перебила меня Катя. – Опять не поняли. Адашевы из милости ни у кого не живут. Хорошо, я поеду с вами, раз мама так велела. И потом, в детском доме небось гадко, комната на двоих. Я привыкла одна в спальне быть.

Я улыбнулась. В интернате, как правило, вместе ютятся одновременно четверо, шестеро, а то и большее количество ребят. Да детдомовцы мечтают очутиться в комнате всего с парой кроватей.

– Поеду с вами при одном условии, – решительно продолжала Катя. – Обещайте записывать все потраченные на меня средства каждый день. Ну, примерно так: десятое августа – обед, ужин, конфеты. Итого: на питание двести рублей. Стирка белья, покупка одежды, квартплата, электричество… Я люблю в Интернете сидеть, абонентская плата пойдет. Все-все, до копеечки пишите, я проверять стану, чтобы меньше не указали. А когда своими средствами распоряжаться смогу, то в тот же момент долг верну!

Я постаралась не измениться в лице. Хорошо хоть Катя предположила, что я буду преуменьшать, а не преувеличивать свои расходы.

– Идет? – спросила девочка. – Вы согласны?

Ну и как мне быть? Конечно, подросткам свойственны странные реакции, а Кате небось досталась от предков непомерная кавказская гордость. Насколько я знаю, Соня родилась в Москве, про отеца ее, Зелимхана, я, правда, ничего не знаю, но он много лет жил в столице. Однако ведь генетику никто не отменял. Ох, тяжело нам придется с девочкой. Похоже, ей никто никогда не объяснял, что, кроме материальных забот, есть еще и моральные, а их как оценить? Мне что, писать в тетрадке: «Один поцелуй на ночь – десять рублей»? Или: «Разговор с учительницей математики – червонец»? Хотя нет, за поход в школу и тысячи мало.

– Ну? – поторопила меня Катя.

– Хорошо, – кивнула я, – завтра же куплю амбарную книгу.

– Тогда сначала поехали ко мне домой, – деловито сказала Катя. – Я вещи соберу.

Глава 7

Роскошный особняк смотрел на мир черными окнами. Катюша уверенно щелкнула пультом. На одном из столбиков забора заморгала красная лампочка. Ворота медленно отъехали в сторону.

– Вы припаркуйтесь у задней двери, – велела Катя, – и подождите пока в гостиной, я постараюсь не задерживаться.