Стилист для снежного человека - Дарья Донцова

Вроде логичный рассказ, обеляющий Звонарева. Но милый Костик слегка просчитался, я сейчас порулю к Катьке и задам ей один простой вопрос:

– Ну-ка, скажи, когда последний раз ты болтала с Костей?

Симонян вытаращит свои огромные карие глаза и воскликнет:

– Не помню. Наверное, в марте, когда с днем рождения поздравляла!

И это будет первым доказательством того, что Звонарев врал, а маленькая ложь, как известно, рождает ложь большую.

Глава 8

Увидав меня, Катька раздраженно воскликнула:

– Ты?

– Я.

– Без звонка!

– На минуточку заглянула.

Симонян нахмурилась.

– Я не ждала гостей, не убрано у нас.

Я заулыбалась.

– Ерунда, видела бы ты нашу кухню.

Ну не говорить же Катюхе правду: у тебя всегда жуткий бардак! Сколько помню, у Симонян постоянно пыльно, а на креслах и диванах лежат горы вещей, причем порой самых неожиданных. В большой комнате, около телевизора может обнаружиться зимняя резина для «Жигулей» или невесть как попавший сюда баллон с пропаном. Один раз я стала свидетелем замечательной сцены. Муж Катьки, Арам, зашел в гостиную, где мы с его женой рассматривали журналы по домоводству, и заорал:

– Никаких сил нет! Никакого порядка! Никакой аккуратности! Правильно моя мама говорит: жениться следовало на армянке. Вы, русские бабы, грязнули!

Приступ национализма накатывает на Арама, как правило, в воскресенье, после визита к любимой мамочке. Свекровь-армянка терпеть не может невестку и всякий раз поет сыну одну и ту же песню: Катя хорошая женщина, но она не наша, ой, не наша! Сациви делать не умеет, баклажаны не фарширует, гостей в доме не привечает, мужу подобострастно не прислуживает. Ох, Арамчик, зря ты не послушал маму, следовало идти в загс с Лианой, она своей свекрови пятерых родила, а твоя лишь на одного согласилась, да еще назвала ребенка Эдиком. Разве ж это имя для мальчика? Жу-жу-жу, гыр-гыр-гыр, гав-гав-гав…

Получив дозу материнских нотаций, Арам приносится домой и кидается на Катьку. Та, великолепно зная, в каком настроении муж заявится от маменьки, бойко отбивает удары, и вечер воскресенья заканчивается воплем:

– Развод и девичья фамилия.

Утром в понедельник супруги мирно завтракают вместе и всю неделю живут душа в душу до следующего выходного.

Но день, когда я посетила Катьку, был средой, и Симонян искренне удивилась.

– Арамчик! С какой стати ты сегодня ездил к Розе Варкесовне?

Супруг затопал ногами.

– Не трогай мою маму! Лучше сыном займись! Глянь на стол.

Я невольно посмотрела туда, куда указывал разозленный муж, и ухмыльнулась – на скатерти громоздилась пара отвратительно здоровых ботинок.

– Они чистые, – бросилась защищать мальчика Катя, – я только сегодня купила. Эдик их еще не надевал.

– Туфлям место в прихожей, – завопил Арам, – немедленно убери, пока я их из окна не швырнул.

Катька фыркнула, но встала, взяла штиблеты и понесла их в коридор.

– Безобразие, – воскликнул Арам и убежал, правда, ненадолго.

Спустя несколько мгновений он вернулся, таща в руках ржавую, грязную трубу, то ли глушитель, то ли еще какой кусок от «Жигулей». Сопя от напряжения, Арам водрузил железку на обеденный стол и ушел. Я расхохоталась, на мой взгляд чистые, ненадеванные ботинки куда лучше покрытого копотью металлолома. Хотя и обуви, и запчастям явно не место среди чашек и тарелок.

Поэтому сейчас Катьке незачем петь про беспорядок, она в нем постоянно живет.

– И чего ты хотела? – недружелюбно спросила Симонян.

– Голова очень заболела, – соврала я, – ехала как раз мимо твоего дома. Дай, думаю, загляну, таблеточку попрошу, небось найдется что-нибудь типа аспирина…

На лице Катьки отразилась мука, видно было, как в душе Симонян сейчас идет битва. С одной стороны, ей дико не хотелось впускать меня, с другой – неприлично отказать хорошей знакомой в такой малости, как аспирин.

Воспитание победило, Симонян навесила на лицо улыбку.

– Вползай.

– Спасибо, – защебетала я, – ей-богу, я ненадолго!

Аспирина у безалаберной Катьки не обнаружилось, Симонян подвигала ящичками и заявила:

– Нету таблеток.

Я обрадовалась.

– Ерунда, наплескай мне чайку, и все как рукой снимет.

– Зато имеется вот это! – торжествующе заявила Катерина, выуживая из недр шкафчика яркую упаковку. – Классная вещь, со вкусом банана.

Подавив отвращение, я опустошила стакан, в котором шипела жидкость неприятного, резко желтого цвета. Странное дело, я очень люблю бананы, готова есть их целыми днями, но почему все лекарства с банановой отдушкой имеют столь мерзкий вкус? Вот загадка.

– Легче стало? – осведомилась Катька.

– Просто оживаю, – пробормотала я и схватила со стола карамельку.

Может, сумею забить невероятные ощущения во рту?

– Это погода, – вздохнула Симонян, – то холодно, то жарко.

– Я не метеозависима, просто понервничала.

Глаза сплетницы Катьки вспыхнули огнем.

– С невесткой поругалась? – с надеждой воскликнула она. – Или с детьми чего случилось?

– Слава богу, нет!

– И по какой причине дергаешься? – не успокаивалась Катя. – Заболела, да?

– Никак не могу Звонареву из мыслей выбросить!

Симонян всплеснула руками.

– Во жуть! Костя просто Отелло. Хотя я Милку предупреждала: будь осторожна, неровен час просечет и накостыляет по шее. Но то, что он ее жизни лишит, я и в голове не держала. Скорей уж Милка должна была его пристрелить, сколько раз тут сидела и плакала: «Он меня не любит, на сторону глядит, небось любовницу завел. Узнаю правду – убью его».

Катька схватила чайник, вытащила из коробки пакет, плюхнула его в кружку и плеснула сверху воду. Ниточка с бумажкой моментально утонула в кипятке, Симонян ножом поддела размокший листочек и поставила передо мной чашку.

– Угощайся.

Я вздохнула, темную жидкость украшали разводы. То ли неряха Катька взяла грязную посуду, то ли нож был в масле.

– Навряд ли Милка и впрямь хотела Костю убить.

Катька дернула плечом.

– Думаю, тебе о ее проблемах ничего не известно!

– Сделай одолжение, расскажи.