Ромео с большой дороги - Дарья Донцова

– Опять сто сорок восемь! – всплеснула руками Рита. – Ты же видела гардероб. Он пустой. Крови нет.

– Человека можно по-разному убить. Например, отравить, – резонно возразила я, – тогда крови и не останется.

– Вот ексель-моксель! – фыркнула Рита. – Езжай домой, позвоню, как Алиска появится. Кстати, скажи наркотикам «нет», иначе скоро будешь видеть зеленых мышей верхом на розовых слонах.

В каком-то странном, полуразобранном от недоумения состоянии я вышла на улицу и вытащила сигареты. Конечно, Рита может думать про меня все, что угодно, только я не употребляю кокаин, не нюхаю клей, не делаю себе уколы героина и не пью водку в неограниченном количестве. Я видела труп Алисы! Девушка не выходила из квартиры! Но куда подевалось тело?

С тихим шуршанием около меня остановилось маршрутное такси. Из микроавтобуса, кряхтя, вылез мужчина лет пятидесяти в немодном плаще и черной шляпе. Тяжело дыша, он вытащил из «Газели» торшер, очевидно, только что купленный в магазине, поставил его на тротуар, повернулся к своему приобретению спиной, снял головной убор и принялся вытирать лысую макушку идеально отглаженным носовым платком.

Я тупо наблюдала за дядькой, в голове у меня не осталось ни одной мысли.

Внезапно из подворотни вынырнула большая рыжая собака. Она потрусила к торшеру, понюхала деревянную штангу, на верху которой торчал абажур, потом подняла лапу, щедро пометила осветительный прибор, а затем испарилась за углом.

Мужчина спрятал платок, дернул носом, раз, другой, третий. Потом повернулся к торшеру, вытащил из кармана очки, водрузил их на лицо, склонился к асфальту, выпрямился и гневно воскликнул:

– Какая гадость! Кто написал?

Я, стоя на том же месте, вытащила вторую сигарету. Дядька поднял взор на меня.

– Это вы!

Я выронила пачку.

– Что?

– Вы использовали лампу в качестве туалета!

Абсурдность обвинения заставила меня рассмеяться.

– Еще и веселится! – покраснел владелец торшера. – Сейчас милицию позову!

– Мужчина, да вы подумайте, где стою я и где ваша лампа! И потом, вы же все время смотрели на меня!

– Тут больше никого нет, – занудил незнакомец, – только вышел из такси, отвернулся, а вы взяли и написали…

– Это собака.

– Какая?

– Дворовая.

– И где она?

– Убежала.

– Тьфу, прямо! – стал уже багроветь дядька. – Не было пса!

– Вы его не видели, он тихонько подошел, и раз…

– Нет, вы испортили мой новый торшер, извольте оплатить!

Я повертела пальцем у виска, потом щелкнула брелоком, открыла машину, села за руль и завела мотор.

– Люди, люди! – завопил дядька. – Милиция, сюда, скорей, она удирает!

Я вырулила на шоссе. Надо же быть таким идиотом! Не заметил, что творилось рядом с ним, и теперь абсолютно уверен, что приличная дама испортила ему лампу! Хотя… Может, и я такая же невнимательная? Вдруг и вправду задремала на ступеньках, заснула минут на десять, и именно в это время Алиса выскользнула из квартиры? Нет, я не смыкала глаз, никто не покидал апартаментов. Ага, а мужчина уверен, что никакой собаки не было…

Тяжело вздохнув, я перестроилась во второй ряд и полетела в Ложкино.

– Ой, Дарь Иванна! – лишь только стоило мне войти в дом, налетела на меня Ирка. – Тут у нас такое!

– Какое? – мрачно поинтересовалась я. – Что случилось в милом, сладком доме? Сорвало фитинги и подвал залило водой? Опять разбилось стекло в мансарде или Черри пописала на диван? Говори живей, меня сегодня ничем не удивить.

– Тёма этот… – понизив голос, зашептала Ирка, – ну, лысый пузан, который притащился спозаранок… похоже, он действительно сын полковника.

Я села на табуретку.

– Это невозможно.

– Почему? – хихикнула Ирка. – Александр Михайлович вспомнил.

– Что?

– Кого! Маму Тёмы. Они с пузаном полдня разговаривали и все выяснили! Хотите чаю?

– Нет, спасибо, лучше расскажи поподробнее о сыне Дегтярева.

Ира сложила руки на груди.

– Не подумайте, будто подслушивала.

– И в мыслях не держала такого.

– Просто шла мимо спальни полковника, уронила коробку со стиральным порошком и, пока его собирала, совершенно случайно стала свидетельницей их болтовни.

– Давай начинай! – велела я. – С подробностями!

Вообще-то следовало поинтересоваться у домработницы, зачем она бродила возле комнаты Александра Михайловича с моющим средством, ведь стиральная машина находится в противоположном конце дома. Но я не стала задавать лишние вопросы, а превратилась в слух.

Итак, Тёма без утайки изложил полковнику свою биографию. Он воспитывался в детском доме, но не потому, что происходил из семьи алкоголиков или бомжей. Светлана, мама мальчика, скончалась, когда тому еще не исполнилось и трех лет, других родственников у малыша не имелось, вот его и отдали на попечение государства.

В шестнадцать лет Тёма получил паспорт, пошел работать на один из местных заводов, поступил в институт на вечернее отделение и перебрался жить в квартиру, где был прописан. Жилье, вполне приличная «трешка», осталось от мамы. По законам тех лет сироту не имели права выписывать с жилплощади, к тому же она была кооперативной, купленной мамой, а Тёма являлся единственным ее законным наследником. Спустя года два после начала самостоятельной жизни Тимофей Ведро решил затеять ремонт, начал вынимать с полок книги и нашел дневник мамы.

Женщина вела его всю жизнь. Странички, исписанные мелким, убористым почерком, содержали множество интересных для парня сведений: он узнал о своей бабушке – учительнице, дедушке – начальнике цеха, а потом выяснил и личность отца. Мама скрупулезно описала свою встречу с москвичом, сотрудником уголовного розыска Александром Дегтяревым, который прибыл в ее городок в командировку.

Встретились молодые люди очень буднично, в магазине, и два месяца не расставались, потом Дегтярев отбыл в столицу. Никаких обещаний Светочке Александр не давал, он счел летнее приключение ничего не значащим фактом и, скорей всего, забыл о девушке. Но через девять месяцев после отъезда Дегтярева в столицу на свет явился Тёма. Света отправила любовнику письмо, в котором сообщила о рождении малыша, однако ответа не дождалась. Другая бы девушка поехала в столицу искать легкомысленного папашу, но Светочка была гордой, она решила самостоятельно поднимать мальчика. К тому же кататься в Москву с грудным младенцем тяжело, оставить же Тёму было не с кем.