Личное дело женщины-кошки - Дарья Донцова

Помойка располагалась в самом дальнем углу двора, Настя подошла к бакам, увидела, что они переполнены, и решила вывалить отходы на землю. Конечно, Таня строго-настрого запрещала это, сколько раз она говорила Насте: «Если мусор не помещается в баки, его надо принести назад, я позвоню в домоуправление и устрою разнос служащим, ни в коем случае не вытряхивай ничего на землю».

Но в тот момент основным жизненным принципом Насти, как вы уже поняли, было открытое непослушание, поэтому она перевернула никелированное ведро, и… все. Окружающий мир неожиданно померк…

Когда девочка открыла глаза, она увидела больничную палату, около ее кровати сидела незнакомая женщина, полная, с добродушным лицом.

– Где я? – прошептала ничего не понимавшая Настя.

– Доченька, – причитала толстуха, – очнулась! Услышал господь мои молитвы! Как ты себя чувствуешь? Животик не болит?

Настя вжалась в подушку.

– Вы кто?

Женщина заметно испугалась.

– Твоя мама!

– Мама? – растерянно протянула девочка. – Ну да… точно… наверное.

– Сейчас, сейчас, – засуетилась толстуха и, несмотря на схожесть с бегемотом, резво вскочила с табуретки и выбежала в коридор.

Настя осталась одна, через пару минут у нее началась истерика, она попыталась вспомнить, как ее зовут, сколько ей лет, где она живет, кто ее родители. Но ничего путного она не помнила, единственное, в чем Настя была уверена, так это в своей половой принадлежности, четко знала, что она девочка. А еще ее не удивляли бытовые предметы. Стул как стул, на нем сидят, кровать – это кровать, на ней спят, из чашки пьют кофе, какао, молоко, кефир. Короче говоря, Настя не испытала никаких бытовых трудностей, но все остальное девочке пришлось заново узнавать о себе.

Ее зовут Настя Килькина, не самая благозвучная фамилия, но это фамилия ее мамы Зои Андреевны и папы Ивана Петровича. Отец служил в армии, семью мотало по гарнизонам. У Ивана Петровича был вздорный, слишком принципиальный характер, но он не пил, не курил, по бабам не шлялся и выглядел на фоне прочих военных белой вороной.

Зоя Андреевна пыталась повлиять на супруга. Переехав в очередной городок, она слезно умоляла своего борца за справедливость:

– Ванечка, уймись! Мы как перекати-поле по стране мечемся, нигде больше года усидеть не можем. Ну оформил генерал свою жену заведующей клубом, ну пристроил дочь в Москву учиться на украденные деньги, ну пьют офицеры горькую, везде так! Не начинай воевать, порядка не наведешь, а нас опять переведут!

Но Иван Петрович упорно стоял на своем, и в конце концов Килькины очутились в крохотном городке Бруске. Когда Зоя Андреевна вошла в отведенную семье сараюшку, где из удобств имелось лишь одно электричество, она мрачно констатировала:

– Ну все! Можно обустраиваться на всю жизнь, дальше не сошлют, хуже не будет.

Как же она ошибалась! Почти год Килькины жили тихо, потом пришла беда, Настя, единственный их ребенок, потеряла сознание. Слава богу, один из соседей имел машину и согласился довезти обезумевшую мать до райцентра.

В клинику Настя попала на грани жизни и смерти, у нее случился приступ аппендицита, развился перитонит.

– Шансов очень мало, – честно предупредил хирург Зою Андреевну, – я не всесилен.

Но, наверное, у Насти был авторитетный ангел-хранитель, потому что операция прошла успешно. Для выздоровления девочке требовались сильнодействующие, очень дорогие лекарства. Даже если бы необходимые медикаменты были в аптеке в забытом богом городке, то у Килькиных никогда не нашлось бы средств на их покупку. Из ценностей у Зои Андреевны были лишь обручальное кольцо и тоненькая золотая цепочка. Гордившийся своей принципиальностью Иван Петрович держал семью впроголодь, «подкожные» запасы у Килькиных отсутствовали.

Все тот же хирург сказал Зое Андреевне:

– Оперируем мы классно, лучше, чем европейцы и американцы, вместе взятые, но вот выхаживать больных не умеем. Ни лекарств, ни хорошо обученных медсестер нет.

– Настя умрет? – испугалась мать.

Врач вздохнул и с некоторым сомнением протянул:

– Мы делаем все возможное.

И тут случилось чудо. В клинике скончался зять главы местной администрации. Для него мэр выписал из столицы сильнодействующие лекарства, те самые, что могли помочь и Насте. Но упаковки с ампулами прибыли слишком поздно, зять мэра умер. Хирург, оперировавший Килькину, решился попросить лекарства для умирающей девочки, и мэр, очевидно, сердобольный человек, сказал:

– Пусть хоть ребенка спасут, берите бесплатно.

Пока жизнь Насти висела на волоске, Зоя Андреевна, как преданная собака, спала на коврике у кровати дочери. Помня слова врача о неумехах медсестрах, мать тщательно следила за персоналом. И тут ей сообщили, что у Ивана Петровича инфаркт. Муж в очередной раз поскандалил с начальством, нашел некие нарушения и стал привычно бичевать пороки.

Сначала Зоя Андреевна растерялась и начала метаться между двумя отделениями: хирургией и кардиологией, но потом сообразила, что хорошо ухаживать за обоими больными не получится, и выбрала Настю. На мужа Зоя Андреевна была давно зла, его болезнь не смягчила ее. Она считала, что Килькин сам во всем виноват, ему не следовало приниматься за старое.

Через два месяца Ивана Петровича похоронили, а Зоя Андреевна с Настей вернулись в плохо обустроенную избенку.

Девочка так ничего и не вспомнила о себе, но мать рассказала ей о детстве, и Настенька успокоилась. Иногда, впрочем, ей снились странные сны: большой шумный город, бесконечная лестница, по которой она спускается в подземелье, странные поезда, толпы людей, незнакомые дети, школьная доска и розовые лаковые туфли, круглоносые, с перепонкой и одним цветком на правой лодочке, на левой украшение отсутствовало, и это почему-то страшно огорчало Настю.

Первого сентября Настя пошла в первый класс, из-за болезни девочка отправилась в школу позже и оказалась старше всех. Наука давалась ей легко, Настенька схватывала материал на лету и получала сплошные пятерки, несмотря на то что практически не тратила время на домашние уроки.

Глава 3

Потом Зое Андреевне повезло. После смерти мужа ее взяли прислугой к местному царю. Честная, аккуратная, старательная, всегда с улыбкой на лице, да еще великолепная повариха, Зоя очень скоро стала в семье мэра родным человеком. И сам Григорий Николаевич, и его жена Ольга дорожили домработницей, а Зоя не могла забыть отданные ими для Насти лекарства и служила им как верная собака. Когда Григорию Николаевичу предложили пойти на повышение и переехать в областной центр, он взял с собой и домработницу. Зое снова пришлось перебираться из города в город, но в отличие от покойного Ивана Петровича, скатывавшегося все ниже и ниже, Григорий Николаевич поднимался по служебной лестнице и в конце концов оказался в Москве. Став депутатом, оборотистый мужчина сумел выбить для верной помощницы квартиру, и жизнь Зои Андреевны превратилась в сплошное счастье. О таком она даже не мечтала: переезд в столицу, собственная жилплощадь, дочь – студентка столичного вуза и небольшой запас денег в банке. Настенька тоже была рада, она влилась в студенческую семью, в которой было много провинциалов. Никто не смеялся над Настей, в группе училась всего одна москвичка, Света Лазарева, приятная, хорошо воспитанная, но глуповатая девушка.