Тормоза для блудного мужа - Дарья Донцова

Пять лет назад, весной, Орлова забежала в свое любимое кафе, с него, собственно, и началась империя Королевы эклеров, прошла в кабинет, попросила принести ей чаю и более не беспокоить. С обеда до позднего вечера она не выглядывала из рабочей комнаты. Закрыв в двадцать три часа заведение, управляющий Иван не решился ее беспокоить. Но в конце концов он осторожно поскребся в дверь и сказал:

– Вера, я ухожу. Вы остаетесь?

Ответа не последовало. Подчиненный решил нарушить покой хозяйки, распахнул дверь и обомлел. Орлова лежала на полу. Перепуганному Ивану показалось, что она не дышит.

«Скорая помощь» доставила Веру в клинику. Врачи поняли, что она находится в тяжелом состоянии. Через некоторое время было произнесено слово «кома», и Веру подключили к аппаратам.

Из-за чего молодая, активная женщина очутилась в бессознательном состоянии, не знал никто. В анализах Орловой не нашли ни яда, ни наркотиков, ни лекарств. За несколько часов до отключки Королева эклеров была весела, шутила с Иваном и не жаловалась ни на какие недомогания. На рабочем месте в тот день она пила только чай, самый обычный, цейлонский, без экзотических добавок из трав или сушеных фруктов, не ела морских гадов или других блюд, способных вызвать резкую аллергическую реакцию.

Насмерть перепуганный Иван сохранил чашку с остатками чая из кабинета хозяйки. Управляющий очень боялся, что его обвинят в случившемся, и сам передал посуду Косте со словами:

– Непременно сделайте анализ остатков чая.

Проверили. Ничего. Чай как чай.

Через год после того, как Вера оказалась в бессознательном состоянии, ее лечащий врач Эдуард Михайлович стал делать Косте осторожные намеки.

– Из комы выходят единицы, – говорил он, – вы зря тратите большие деньги. Вера никогда не очнется.

– Но ведь кое-кто выздоравливает, – парировал супруг.

– Таких больных можно по пальцам пересчитать, – вздыхал медик. – Вернувшись из небытия, человек никогда не становится прежним, он сильно меняется, как правило, в худшую сторону, долго не живет, постоянно болеет. Восстановительный период занимает годы. Думаете, Вера откроет глаза, встанет, обнимет всех и поедет на работу? Какая наивность! Не следует ориентироваться на телесериалы. Вашей жене придется заново учиться ходить, есть, пить, разговаривать, вероятна частичная или полная амнезия.

– Но шанс на реабилитацию есть? – уточнил Костя.

– Весьма призрачный, – жестко ответил Эдуард Михайлович.

– Значит, я им воспользуюсь, – кивнул Костя.

Эдуард попробовал побеседовать с Натальей Петровной и Аленой, попросив:

– Внушите Константину, что жену не вернуть, лучше не мучить ни себя, ни ее, а просто отключить систему жизнеобеспечения.

– То есть убить Веру? – уточнила Алена.

– Я не смогла усыпить кошку, которой на тринадцатом году жизни ветеринар поставил диагноз цирроз печени, – тихо произнесла Наталья Петровна. – Он уверял, что Клепа живой мертвец, скончается в мучениях, но у меня язык не повернулся позвать медбрата со снотворным. И знаете, Клеопатра прожила еще пять лет и тихо скончалась во сне. Мы будем ухаживать за Верой столько, сколько времени удастся поддерживать в ней жизнь!

– При современном оборудовании и надлежащем уходе она и полвека протянет, – не выдержал доктор. – Вы хоть понимаете, в какую сумму вам это обойдется?

– Мама, он дурак? – спросила Алена. – Предлагает, чтобы мы убили Веру из экономии?

– Если не хотите держать мою невестку в своей клинике, я переведу ее в другой центр, – спокойно произнесла Наталья Петровна.

– Я просто обязан вас правильно сориентировать, – вздохнул доктор.

– Спасибо, – поблагодарила она его. – Лучше скажите, что мы можем еще сделать?

– Ничего, – отрезал Эдуард Михайлович, – только молиться.

Но Орловы решили, что одного упования на Бога мало. Веру не оставляли одну. Около нее постоянно кто-нибудь находился, ей читали книги, газеты, включали телевизор, пели песни, делали массаж, приглашали парикмахера, мастера по маникюру-педикюру, косметолога, тренера по лечебной физкультуре. Раз в неделю в палате с отчетом о работе появлялся Роман Кислов, заместитель Веры. Эдуард Михайлович только крякал, наблюдая за суетой вокруг больной. Он-то понимал: надолго пыла родных не хватит. В соседней с Верой палате лежал Георгий Саввич. Его домочадцы первое время тоже проявляли заботу и внимание, но потом энтузиазм жены и сына завял, и они перестали наезжать в клинику. Через год семья попросила выключить аппаратуру и, рыдая от горя, похоронила Саввича. Эдуард отлично знал, что большинство людей вначале резко отрицательно реагирует на его разумное предложение прекратить бессмысленное существование человеческого тела, но проходят месяцы, и позиция мужа-жены-матери больного меняется. Год, полтора, максимум два – больше никто на его памяти не выдерживал. Эдуард Михайлович не был жестоким, злым человеком, он просто знал, что рано или поздно ему предстоит остановить работу дыхательной и очистительной системы, и всего лишь хотел уберечь людей от непомерных трат.

Но семья Орловых не собиралась сдаваться. Шло время, и по-прежнему каждый понедельник у кровати Веры сидел Костя, во вторник приезжала Алена, в среду свекровь, в пятницу Роман.

– Вы общаетесь с ней, как с живой, – не выдержал один раз Эдуард Михайлович. – Зачем женщине в коме маникюр?

Наталья Петровна оторвалась от книги, которую читала невестке вслух, и уверенно сказала:

– Вера не умерла, она временно лишена возможности общаться, я уверена, невестка скоро очнется.

Доктору оставалось лишь разводить руками, он, в отличие от наивной свекрови больной, понимал, что перспектива у нее другая.

Вера провела в коме почти пять лет. Двенадцатого января прошлого года медсестра Леночка, как обычно, в восемь утра вкатила в палату столик с завтраком. Вера не могла питаться самостоятельно, но Орловы настаивали, чтобы ей непременно привозили еду. Лена считала это распоряжение идиотским: ну зачем платить за обед-полдник-ужин, которые нетронутыми возвращаются на кухню? Медсестрам хорошо, они могут спокойно съесть то, что не понадобилось больной, но где ум у родственников? Или им попросту некуда девать деньги?

Лена взяла поднос, хотела привычно поставить его на постель и услышала тихий стон, а потом шорох.

В первую секунду медсестра подумала, что в палате забыли на ночь выключить радио, но потом повернула голову, увидела открытые глаза больной, уронила на пол поднос и выскочила в коридор с воплем: