Пальцы китайским веером - Дарья Донцова

Я открыла глаза. Степан, не обратив никакого внимания на принявшую картинно-сексуальную позу хозяйку, показывал рукой на длинное блюдо, заполненное серо-белыми кусками.

– Да, милый, – без особого восторга подтвердила Эля, – именно так.

– Не ел его после того, как бабушка умерла, – заявил Степа и уселся за стол. – М-м-м, картошечка! А в миске чего?

Элечка вернула бретельки на место и устроилась около кавалера. Стулья хитрая хозяйка поставила рядом, и мне распрекрасно были видны лица обоих.

– Там салатик из тресковой печени, – пояснила Эля.

– Обожаю! – воскликнул Степан.

На личике девушки отразилось разочарование, но она живо его стерла и начала исполнять роль заботливой хозяйки.

– Милый, вот салфеточки. Я люблю из льна, бумага портит вид празднично накрытого стола. Вообще обожаю покупать припасики, раскладывать по шкафчикам, потом вынимать и готовить вкусняшечки. Одну салфеточку я тебе на коленочки положу, вторую за воротничок заткну. Сними пиджачок, в нем жарко. И галстучек развяжи.

Степан безропотно повиновался, в глазах Эли вспыхнул огонь. Она встала, взяла стеклянную пиалушку с темно-фиолетовой массой и голосом церемониймейстера объявила:

– Лобио по-тайландски, из китайской лапши с итальянским соусом.

– Наваливай, – потер руки кавалер.

Хозяйка опять сделала быстрое движение плечами, верхняя часть платья ухнула вниз. Эля наклонилась, ее большая грудь вывалилась прямо на пустую тарелку, стоявшую перед Степаном.

Потенциальный муж с недоумением воззрился на бюст, взял нож и вилку…

На секунду я испугалась. Похоже, он собрался отрезать от персей кусочек! Но Степа не обладал замашками каннибала. Столовыми приборами он спихнул на скатерть то, чем природа столь щедро наградила хозяйку квартиры, быстро протер тарелку салфеткой и велел:

– Давай свое лобио. И рулета положи побольше. С картошечкой.

Эля подтянула платье, водрузила грудь на место и зачирикала:

– Я хорошо зарабатываю, имею личную двушку, убираю ее каждый день. Люблю, когда у каждой вещи есть свое место.

– М-м-м… – протянул Степан с набитым ртом.

– Обожаю делать мяско с рисиком, – трещала Эля. – Украшу его фигулечками-хренулечками из овощей, подам тебе, любимый, и буду смотреть, как ты ням-ням. Скажи, какое имя тебе больше нравится, Александр или Алексей?

– М-м-м… – промычал мужик.

– Лешенька? – закатила глаза Эля. – Мне тоже. Вот так и назовем нашего первенца.

Степан уронил вилку, сделал глотательное движение, подавился и закашлялся.

– Что такое, милый? Ой, возьми водички скорей! Она без газиков, от пузыриков животик пучит, – бросилась на помощь Эля. – Пей аккуратненько, не торопись. Дай подбородочек вытру… На-ка салфеточку новенькую. Сядь пряменько, не горбись, плечики расправь. Сейчас под спиночку подушечку подсуну. Мягонько? Удобненько? Уютненько? Только скажи, чего еще хочешь, я мигом устрою.

Гость наконец справился с кашлем и спросил:

– Какого мальчика?

Эля стрельнула глазами, надула губы, облизнула их и томно простонала:

– Нашего замечательного ребеночка. Я все уже распланировала. Сначала у нас появится Лешенька, затем Сашенька, потом Наташенька. Трое деток – счастливые родители. Родим Лешеньку, купим дачу, маленьким нужен свежий воздух!

Степан, успевший нацепить на вилку добрый кусок селедочного рулета, замер, а Эля вещала дальше:

– Грядочки вскопаем… У меня все всегда колосится, кустится, цветет и плодоносит. Беседочку поставим, мангальчик, чтобы шашлычок по субботам, колбаски по воскресеньям жарить. Я знаю чудненький рецептик маринада. Твоя мама вареньице сварит из клубнички, мальчику на зиму витамины закрутит из черной смородинки. А девочке – абрикосовый конфитюр.

Степа уронил вилку и перекрестился:

– Она давно умерла.

Эля заморгала.

– Кто умер?

– Маменька моя, – пояснил кавалер.

– Ой, как хорошо-то! – выпалила невеста. – То есть ужасно, что свекрови в живых нет. Но ничего, я сама джемчики сварганю. Ты только представь: через тридцать лет счастливого брака сидим мы с тобой на терраске, увитой диким виноградиком, рядом трое деток, с десяток внучат, кошки, собачки, и все весело разговаривают.

Степан икнул. Эля же продолжала рисовать картину буйного женского счастья:

– Моя мамочка вяжет, папочка в гараже возится. Эх, жаль, бабулечка до правнуков не дожила, но, с другой стороны, тогда б у меня этой чудненькой квартирочки не было.

– У тебя есть родители? – выдавил из себя Степа.

– Конечно, – удивилась Эля. – Не курочка же меня снесла! Мамулька еще молодая, папулька орел. Они помогут наших деток на ноги поставить, сэкономим на няньках. Ты кушай, миленький, кушай… Или хочешь отдохнуть? Прилечь на мягонькие подушечки?

Элино платье опять заскользило вниз.

– Чего-то меня подташнивает, – промямлил Степа.

Эля предложила кандидату в супруги:

– А ты ножки вытяни, головку вот сюда устрой. Я рядышком примощусь, сделаю тебе массажик животика.

– Нет! – испуганно отказался Степан. – Пойду домой, завтра рано на работу.

– Даже крабовый пирог не попробуешь? – поразилась Эля и кинулась на кухню.

Степан попытался вылезть из-за стола, зацепился за него смахивающим на барабан животом, засопел, закряхтел, вспотел… И тут в гостиную внеслась хозяйка с блюдом, на котором высилось нечто похожее на торт.

– Потрясный рецептик, – пропела Эля и поплыла к гостю шагом, напоминающим фирменную поступь танцевального ансамбля «Березка». Рот у нее при этом не закрывался ни на секунду. – Делается по торжественным случаям. Берутся натуральные крабики, а не замороженная фигня, еще омар, лобстер, немного черной икорки…

Степан замер. На лице его отразилась мучительная борьба: желание удрать как можно скорее от чумовой бабы, на втором свидании уже успевшей придумать имена совместным детям, построить дачу и посадить Степе на шею тестя с тещей, и искушение отведать кулинарный изыск, который, вероятно, больше никогда в жизни ему не придется попробовать.

Мне стало смешно. Именно так ловят глупых мышей – кладут в ловушку кусок ароматного сыра, грызун, забыв об опасности, бросается к деликатесу и… бац! Лучше не думать о том, что будет с полевкой, когда она схватит любезно предложенное угощенье.

– Вкуснее крабового пирожочка ничегошеньки нет, – пропела Эля, водружая кулинарный изыск в центр стола.

Степа опустился на стул, а я прикусила губу, чтобы клокочущий внутри смех не вырвался наружу. До сих пор Эля в борьбе за статус замужней женщины проигрывала по всем пунктам, но сейчас она одержала победу. Обжорство взяло верх над вечным мужским страхом женитьбы.