Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

Потин догнал его в коридоре:

– Могу я с тобой поговорить, великий Цезарь?

– Можно просто Цезарь. У меня или у тебя?

– Лучше у меня. Я должен извиниться, – продолжил Потин масляным тоном, семеня рядом с быстро шагающим Цезарем, – за помещение, которое тебе отвели. Глупо и оскорбительно. Этот идиот Ганимед должен был поселить тебя во дворце для гостей.

– Ганимед – идиот? Я так не думаю, – возразил Цезарь.

– Его представление о себе выше его реального положения.

– А-а!

У Потина был собственный дворец, расположенный на самом мысу Лохий, с великолепным видом на море, а не на гавань. При желании этот вельможа, отворив специальную дверь, мог босиком побегать по мелководью, не опасаясь замарать свои нежные ножки.

– Неплохо, – сказал Цезарь, садясь на кресло без спинки.

– Могу я предложить тебе вина? Самосского или хиосского?

– Никакого, благодарю.

– Тогда родниковой воды? Или травяного чая?

– Нет.

Потин сел напротив, пристально глядя на гостя непроницаемыми серыми глазами. «Он не царь, но держится словно царь. Лицо постаревшее, но все еще красивое, а глаза внушают страх. Пугающе умные глаза, взгляд очень холоден. Может быть, даже холоднее, чем мой. Прекрасно владеет собой, настоящий политик. Будет сидеть целый день, ожидая, когда с ним заговорят. Ладно, меня это устраивает. Я не прочь начать первым, для меня это даже неплохо».

– Что привело тебя в Александрию, Цезарь?

– Гней Помпей Магн. Я ищу его.

Потин заморгал, искренне удивленный:

– Ты лично ищешь того, кого разгромил? Разве у тебя нет легатов?

– Есть, конечно, но мне нравится оказывать честь моим противникам, а какая же честь в легате, Потин? Двадцать три года мы с Помпеем Магном сотрудничали и дружили, одно время он был моим зятем. И противостояние в гражданской войне не может изменить нашего отношения друг к другу.

Лицо Потина побелело. Он поднес свой бесценный кубок к губам и жадно глотнул, словно у него во рту пересохло.

– Вы были друзьями, но сейчас Помпей Магн – твой враг.

– Враги приходят из чужих земель, Потин, а не из своего народа. Противник – более подходящее слово. Нет, я ищу его не как мститель, – сказал Цезарь, не поведя и бровью, хотя где-то внутри его возник холодный комок. – Моя линия поведения – милосердие, и я буду продолжать политику милосердия. Я ищу Помпея Магна, чтобы протянуть ему руку дружбы. Нехорошо входить в сенат, где сидят одни лизоблюды.

– Я не понимаю, – сказал Потин, совсем уже белый.

«Нет-нет, нельзя говорить этому человеку о том, что мы сотворили в Пелузии! Мы все перепутали, мы совершили непростительную ошибку. Судьба Помпея Магна должна оставаться нашей тайной. Теодат! Я должен предупредить его, мне надо найти предлог выйти! »

Но не получилось. Теодат вошел уверенно, по-хозяйски, в сопровождении двух слуг, несущих большой широкогорлый кувшин. Они поставили его на пол и замерли.

Сам Теодат смотрел только на Цезаря, оценивая, изучая.

– Великий Гай Юлий Цезарь! – пропел он. – О, какая честь! Я – Теодат, воспитатель его величества, и я принес тебе подарок, великий Цезарь! – Он хихикнул. – Строго говоря, я принес два подарка!

Цезарь молчал. Он сидел, как всегда, прямо, держа в правой руке жезл из слоновой кости – знак его полномочий, а левой придерживая складки тоги. Благородный чувственный рот с чуть насмешливо приподнятыми уголками вдруг сжался, губы сделались тонкими, а глаза превратились в две льдинки с черными ободками вокруг радужной оболочки.

В блаженном неведении Теодат шагнул вперед и протянул руку. Цезарь положил жезл на колени и принял от царского воспитателя кольцо с печатью. Голова льва, вокруг гривы надпись: «ГН ПОМП МАГ». Он не взглянул на кольцо, просто сжал его в кулаке так, что костяшки пальцев побелели.

Один из слуг поднял крышку кувшина, другой сунул руку внутрь, немного пошарил там и вынул мертвую голову за густые серебристые волосы, потускневшие от окиси натрия, капающей в широкогорлую емкость.

Лицо спокойное, опущенные веки скрывают ярко-голубые глаза, с невинным выражением смотревшие, бывало, на собравшихся в сенате, – глаза избалованного ребенка, каким он и был. Курносый нос, небольшой тонкогубый рот, срезанный подбородок, круглое лицо галла. Все хорошо сохранилось, хотя чуть веснушчатая кожа стала серой и похожей на выделанную кожу животного.

– Кто это сделал? – спросил Цезарь у Потина.

– Ну конечно же мы! – воскликнул Теодат с довольным видом. Он был горд собой. – Я сказал Потину: мертвецы не кусаются. И мы, великий Цезарь, уничтожили твоего врага. Фактически даже двух! Через день прибыл Лентул Крус, так мы и его убили. Но решили, что его голова тебе вряд ли понадобится.

Цезарь молча встал и направился к двери. Открыв ее, он крикнул:

– Фабий! Корнелий!

Тут же вошли два старших ликтора. Только суровая многолетняя школа позволила им сдержать восклицания при виде отрубленной головы, с которой все еще что-то капало.

– Полотенце! – приказал Цезарь Теодату и забрал голову у слуги, который ее держал. – Принесите мне полотенце! Пурпурное!

Отреагировал только Потин. Он щелкнул пальцами и грозно взглянул на обескураженного слугу:

– Ты слышал? Пурпурное полотенце. И быстро!

Сообразив наконец, что великий Цезарь недоволен, Теодат с открытым ртом уставился на него.

– Но, Цезарь, мы же устранили твоего врага! – выкрикнул он. – Мертвые не кусаются!

Голос Цезаря был ужасающе тих:

– Придержи язык, ты, жеманный педик! Что ты знаешь о Риме и о римлянах? Что же вы за люди, если решаетесь на такое? – Он посмотрел на мокрую голову. – О Магн, почему ты, а не я? – И повернулся к Потину. – Где его тело?

Худшее уже случилось. Потин решил идти до конца.

– Понятия не имею. Оно было оставлено в Пелузии, на берегу.

– Тогда найди его, слышишь, кастрат, или я набью твою пустую мошонку тем, что останется от Александрии! Неудивительно, что тут все гниет. Ни вы, ни ваш кукольный царь ни на что дельное не способны! Сидите тихо, иначе ваши дни сочтены!