Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

– Ты что, не рад?

– Рад, рад, но не это меня беспокоит! – резко ответил Потин. – Я только что виделся с Цезарем, он настойчиво потребовал погасить долг Птолемея Авлета римлянину Рабирию Постуму. Личный долг! Сумасшедшие деньги! Толкователь мне их не даст!

– О-о-о!

– Ладно, – сказал Потин сквозь зубы, – я самолично ему уплачу. Но он горько о том пожалеет. Очень горько, верь мне, Теодат!

– Неприятности, – сказал Руфрий Цезарю на следующий, восьмой день по прибытии в Александрию.

– Какого рода?

– Ты получил долг Рабирия Постума?

– Да.

– Агенты Потина всем говорят, что ты ограбил царскую казну, расплавил все золото и опустошил содержимое городских зернохранилищ.

Цезарь расхохотался:

– Уже припекает, Руфрий! Ну ничего. Мой гонец только что вернулся из лагеря Клеопатры. Нет, он не плыл по хваленым каналам Дельты. Он добирался до цели верхом, меняя лошадей. Конечно, ни один курьер Потина к Клеопатре не прибыл. Я думаю, их убили. А сама царица прислала мне очень любезное и недурно написанное письмо, в котором сообщила, что Ахилла с армией возвращается в Александрию и намеревается встать лагерем за городом, у ворот Луны.

Руфрий тут же нетерпеливо спросил:

– Мы начинаем?

– Только после того, как я возьму в заложники царя, – сказал Цезарь. – Если Потин и Теодат могут использовать бедного парня, то смогу и я. А пока пускай местная клика еще два-три дня сооружает себе погребальный костер. Но проследи, чтобы мои люди были готовы ударить. В любую минуту, ибо времени на раскачку не будет. – Он с наслаждением потянулся. – Славно опять иметь иноземцев в противниках, а?

На десятый день пребывания Цезаря в Александрии небольшое одномачтовое каботажное судно проскользнуло в Большую гавань и, лавируя между неуклюжими транспортами Ахиллы, пристало к пирсу в Царской гавани. Отряд охраны сурово уставился на посудину. Но на ней не было никаких подозрительных лиц. Только два египетских жреца – босые, бритоголовые, одетые во все белое. Обычные рядовые жрецы, которым не полагается носить золото.

– Эй! Куда это вы собрались? – крикнул командир.

Один жрец сложил ладони, приняв смиренную позу.

– Мы хотим видеть Цезаря, – сказал он на ломаном греческом.

– Зачем?

– Мы везем ему дар от Каэма.

– От кого?

– От жреца Птаха, Неб-нотру, вер-кхереп-хемуут, Секер-кабау, Птахмос, Каэм-уэс, – нараспев ответил жрец.

– Я ничего не понял, жрец. Не зли меня!

– Мы везем дар Цезарю от Каэма, верховного жреца Птаха в Мемфисе. Я лишь произнес его полное имя.

– Что это за дар?

– Вот, взгляни.

Жрец жестом пригласил командира подняться на палубу. Там лежала циновка из тростника, свернутая в цилиндр. Безвкусная, на взгляд александрийца-македонца, с тусклыми красками и угловатым рисунком. На самом бедном рынке Ракотиса можно купить лучше. Наверное, в ней полно паразитов.

– Вы собираетесь поднести Цезарю это?

– Да, о человек царя.

Командир вынул меч из ножен и осторожно ткнул им в циновку.

– Я бы не стал этого делать, – тихо проговорил жрец.

– Почему?

Жрец поймал взгляд стражника, потом что-то сотворил со своей головой и шеей. Стражник в ужасе отступил. Он вдруг увидел перед собой не человеческое лицо, а голову и капюшон кобры.

– Ссссссс! – просвистел жрец и высунул раздвоенный язык.

Командир с посеревшим лицом одним прыжком оказался на пристани. Сглотнув, он обрел голос:

– Разве Цезарь не угоден Птаху?

– Птах создал Сераписа, как и всех богов, но он считает Юпитера Всеблагого Всесильного оскорблением для Египта, – ответил жрец.

Командир усмехнулся. Перед его глазами замаячила приличная награда от господина Потина.

– Несите свой дар Цезарю, – разрешил он. – И пусть Птах исполнит свое намерение. Будьте осторожны!

– Хорошо, человек царя.

Оба жреца склонились, подняли чуть провисшую скатку и сошли на пирс.

– Куда нам идти? – спросил жрец, знающий греческий.

– Идите по этой дороге через розовый сад. Первый дворец слева после небольшого обелиска.

И они ушли, держа циновку за оба конца. Очень легкую, почти невесомую.

«Великолепно, – подумал командир. – Теперь надо только подождать, пока наш незваный гость умрет от укуса змеи. Потом меня наградят».

Гай Требатий Теста, очень полный и любящий вкусно поесть человек средних лет, вошел к Цезарю хмурый. Само собой разумеется, он выбрал его сторону в этой гражданской войне, несмотря на то что его официальным патроном был Марк Туллий Цицерон. Но почему он решился поплыть в Александрию, это и ему самому было непонятно. Может быть, в поисках новых восхитительных яств. Но в Александрии гурману было нечего делать.

– Цезарь, – начал он, – тебе из Мемфиса привезли довольно странную вещь. От главного жреца Птаха. Не письмо!

– Я заинтригован, – сказал Цезарь, подняв голову от бумаг. – Эта вещь в хорошем состоянии? Она не испорчена?

– Сомневаюсь, что она когда-нибудь была в хорошем состоянии, – брезгливо сказал Требатий. – Выцветшая старая циновка. Даже не ковер!

– Пусть принесут ее в том же виде, в каком она была доставлена к нам.

– Нужны твои ликторы, Цезарь. Дворцовые рабы только взглянули на тех, кто принес этот дар, и стали такими же белыми, как германцы с Херсонеса Кимврийского.

– Пусть будут ликторы, Требатий.

Два младших ликтора вошли, неся свернутую циновку. Они положили ее на пол и посмотрели на командующего.

– Благодарю. Ступайте.

Манлий нерешительно переступил с ноги на ногу.

– Цезарь, позволь нам остаться. Эту… э-э-э… вещь принесли два очень странных человека, мы таких никогда не видели. Едва переступив порог, они заперли дверь, словно за ними гнались фурии. Фабий и Корнелий хотели отодвинуть засов, но Гай Требоний запретил им.

– Отлично! А теперь ступай, Манлий. Иди же, иди!

Оставшись один, Цезарь с улыбкой обошел сверток, опустился на колени и заглянул в один конец.

– Ты там не задыхаешься? – спросил он.

Кто-то заговорил внутри, но невнятно. Тут Цезарь заметил, что с обоих концов в скатку вставлены жесткие тростинки, чтобы та имела везде одинаковую толщину. Как изобретательно! Он вытащил прутья и очень осторожно развернул странный дар Птаха.