Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

– Значит, Египет или, скорее, Александрия втянуты в гражданскую войну, – сказал Цезарь, расхаживая по залу. – Видел ли кто-нибудь здесь Гнея Помпея Магна?

– Об этом я ничего не знаю, Цезарь. Определенно он не в Александрии. Это правда, что ты победил его в Фессалии?

– О да. Разбил наголову. Некоторое время назад он покинул Кипр, и я полагал, что он направился в Египет.

«Нет, – подумал Цезарь, искоса наблюдая за Ганимедом, – этот человек действительно не знает, где сейчас находится мой старый друг и противник. Тогда где же Помпей? Может быть, его тоже послали к тому ручью в семи милях от гавани Евноста и он поплыл дальше, в Киренаику? »

Он вдруг остановился.

– Очень хорошо. Кажется, мне придется применить родительскую власть в отношении этих глупых детей и примирить их. Поэтому ты пошлешь двух гонцов в Пелузий. Одного к царю Птолемею, другого к царице. Я требую, чтобы они оба явились сюда, в их дворец. Это ясно?

Ганимед смутился.

– С царем я не предвижу никаких трудностей, Цезарь, но царица сюда не поедет. Как только она появится, толпа набросится на нее. – Он презрительно вздернул верхнюю губу. – Любимое занятие александрийцев – рвать на куски неугодных правителей. На рыночной площади, где много места. – Он кашлянул. – Должен добавить, Цезарь, что и тебе ради собственной безопасности никуда не надо бы выходить. Город сейчас во власти смутьянов.

– Хорошо, Ганимед. Делай, что можешь. А теперь покажи мне мои комнаты. И проследи, чтобы римских солдат хорошо накормили. Естественно, я заплачу за каждую каплю, за каждую крошку. Даже по вашим теперешним ценам.

– Итак, – сказал Цезарь Руфрию за поздним обедом в своих новых покоях, – мне пока ничего не удалось узнать о судьбе бедного Магна, но я боюсь за него. Ганимед о нем не слышал, однако я не доверяю этому человеку. Если другой евнух, Потин, стремится править через малолетнего Птолемея, то почему бы Ганимеду не делать ставку на Арсиною?

– Конечно, они поступили с нами низко, – заметил Руфрий, оглядывая помещение. – Сулили хоромы, а поместили в лачуги. – Он усмехнулся. – Особенно страдает Тиберий Нерон. Он выбит из колеи тем, что вынужден делить жилье еще с одним военным трибуном, а отсутствие приглашения отобедать с тобой и вовсе его убивает.

– И почему, скажи на милость, ему так хочется разделить трапезу с самым распоследним из римских эпикурейцев? Эти аристократы совершенно несносны. Да оградят меня боги от них!

«А сам-то он кто? – улыбаясь про себя, подумал Руфрий. – Такой же несносный аристократ. Правда, его несносность не связана с древностью рода. И его бесит необходимость брать на службу таких болванов, как Нерон, только потому, что тот патриций из рода Клавдиев. Но Цезарь не может сказать об этом, не нанеся мне оскорбления».

Еще два дня римский флот болтался на якоре с пехотой на борту. Только германскую кавалерию истолкователь повелений фараона с большой неохотой позволил высадить на берег и разместить за осыпающимися городскими стенами, на лугах возле озера Мареотида. Местные жители побаивались этих странных варваров, которые ходили почти голые, с татуировками и убирали свои ни разу не стриженные волосы в замысловатые узлы и валики на макушках. Кроме того, они ни слова не понимали по-гречески.

Проигнорировав предупреждение Ганимеда, Цезарь все эти два дня исследовал Александрию в сопровождении одних только ликторов, не обращая внимания на опасность. В Александрии обнаружились чудеса, достойные его внимания: маяк, Гептастадий, водопровод и дренажная система, стоянки военных кораблей, здания, люди.

Сам город занимал сравнительно узкую полосу известняка, отделявшую море от огромного пресноводного озера, даже в очень знойные годы снабжавшего александрийцев вкусной питьевой водой. Расспросы позволили Цезарю заключить, что озеро питается нильской водой посредством каналов, связывающих его с самым западным, Канопским рукавом Нила. Поскольку Нил поднимался в разгар лета, а не ранней весной, озеро Мареотида избегало обычной участи озер, питаемых рекой, – застойности и москитов. Один из этих каналов длиной в двадцать миль был достаточно широк, чтобы пропускать в обе стороны баржи и таможенные корабли. Он всегда был забит судами.

Единственный канал, выходящий из озера Мареотида, заканчивался в Западной гавани неподалеку от городских ворот Луны. Ряд больших бронзовых шлюзных ворот, встроенных в его стены, поднимался и опускался с помощью системы блоков от лебедок, приводимых в движение волами. Водоснабжение города обеспечивали отлого спускающиеся трубы. От берега до берега канал также перекрывали шлюзы, что позволяло вычищать со дна ил.

Первым делом Цезарь взошел на Панейон, насыпной холм из земли и камней. Засаженный кустами и низкорослыми пальмами, он давно уже превратился в буйно разросшийся сад. Мощеная спиральная дорога вилась по его склонам до самого верха. Искусственные ручейки с водопадами стекали в водоотвод у подножия холма. С вершины его открывался вид на многие мили вокруг благодаря равнинному ландшафту.

Город был расчерчен словно по линейке, ни узких улочек, ни закоулков. Все улицы были широкими, но две из них казались намного шире всех дорог, какие приходилось видеть Цезарю, – более ста футов от одной водосточной канавы до другой. Канопская улица шла от ворот Солнца на востоке города к воротам Луны на западе. Царская улица – от ворот в стене Царского квартала к южной стене. Знаменитая на весь мир библиотека Мусейон находилась внутри Царского квартала, но другие главные общественные строения были расположены на пересечении этих двух улиц: рыночная площадь, гимнасий, суды, Панейон, или холм Пана.

В названиях районов Рима имелась своя логика – они повторяли названия семи холмов, на которых построен город, или долин между ними. Педантичные македонские архитекторы разделили раскинувшийся на равнине город на пять районов: Альфа, Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон. Царский квартал находился в районе Бета. К востоку от него лежал район Дельта, где жили сотни тысяч евреев, которые проникли и южнее, в район Эпсилон, приют многих тысяч метиков – иноземцев с правами проживания, но не гражданства. Район Альфа объединял прибрежную полосу обеих гаваней Александрии, отделенную Канопской улицей от района Гамма, известного также как Ракотис – так звалась деревушка, на месте которой и возник этот город.

Большинство горожан, проживавших в пределах старых стен Александрии, были людьми в лучшем случае умеренного достатка. Состоятельные же александрийцы, все чистокровные македонцы, жили в прекрасных предместьях западнее ворот Луны, среди лугов и садов, рядом с обширным некрополем. Богатые иноземцы, в том числе римские торговцы, тоже жили вне стен, восточнее ворот Солнца. Расслоение, думал Цезарь. Всюду, куда ни кинь взгляд.