Бриллиант мутной воды - Дарья Донцова

– Ну и что? – спросил я.

– Любовницу убил, – спокойно сказал Макс, – двадцатилетнюю девчонку. Позвал к себе на дачу, придушил, потом в ванне на части разрезал, в мешочки упаковал, в саду в разных уголках зарыл. И спокойно пошел работать. Он, понимаете ли, ни дня без строчки прожить не может. Кстати, и в СИЗО пишет, очень уважаемый в камере человек.

Меня затошнило. Очевидно, Макс понял, какую реакцию вызвал его рассказ, потому что добавил:

– Хороший человек, плохой, добрый, злой… Это слова, а есть улики.

– Какие? – напряженным голосом поинтересовалась Нора.

– Извините за каламбур, убийственные.

– Ну! – поторопила его Элеонора. – Говори.

– Время смерти Беаты было определено достаточно точно, – ответил приятель. – Она скончалась во вторник, между девятнадцатью и двадцатью часами.

– Откуда это известно? – не утерпел я.

Макс спокойно пояснил:

– Установление давности смерти проводится по многим показателям. Когда известно время последнего приема пищи, то судят по особенностям содержимого желудка, имеются энтомологические исследования, касающиеся развития насекомых, преимущественно мух, уже спустя пару часов после кончины личинки…

Я сглотнул слюну и быстро сказал:

– Хорошо, хорошо, я тебе верю. Значит, между семью и восьмью часами вечера?

– Да, – кивнул Макс, – именно в это время Соня приехала к Беате. Ее видела соседка, у которой Чуева спросила: «Двадцать девятая квартира на каком этаже? » Девушка ответила: «На третьем», – и потеряла всякий интерес к тетке, потому что ее ребенок начал засовывать в рот снег.

Мы с Норой молча слушали. Следующим свидетелем оказалась пенсионерка Коростылева из тридцать пятой квартиры. Она несла из магазина тяжело набитую сумку, притомилась и остановилась на лестничной площадке третьего этажа передохнуть. Свою торбу она плюхнула около двери Беаты. Не успела бабуська перевести дух, как из недр квартиры донеслись звуки скандала. Ругались две женщины, одна, судя по звонкому, резкому голосу, довольно молодая, другая – в возрасте. Двери в пятиэтажке как картонные, стены словно из бумаги, поэтому старушка великолепно услышала перепалку.

– Оставь в покое моего сына, негодяйка, – злилась пожилая.

– Пусть он сам решает, с кем быть, – парировала молодая.

– Ты стара для него, испорченный продукт!

– Отвяжись и вообще убирайся из моего дома!

– Дрянь, сволочь! – взвилась дама постарше. – Только о деньгах и думаешь! Имей в виду, моего материнского благословения на этот брак нет!

– А оно нам надо? – захихикала молодая. – Подавись им, кретинка старая. Я, между прочим, нормально к вам относилась, но раз так себя ведете… Сегодня же велю ему ко мне перебираться с вещами.

– Только посмей!

– И что? – издевалась молодая. – Что вы сделаете? Накажете? В угол поставите? Материнское порицание выскажете? Держите меня, сейчас скончаюсь!

– Я тебя убью! – заорала пожилая.

Послышался дикий грохот. Бабушка Коростылева испугалась, что дверь квартиры распахнется, подхватила торбу и побежала к себе. Дома она очутилась без пятнадцати восемь.

– Так точно помнит время? – тихо спросила Нора.

– Да, потому что успела быстренько запихнуть продукты в холодильник и сесть смотреть «Вести», – пояснил Макс. – Евдокия Петровна Коростылева никогда не пропускает эту программу, ну привычка у нее такая – ровно в восемь включать второй канал.

Пока Евдокия Петровна сидела перед голубым экраном, события продолжали развиваться своим чередом. Мамонтова Катя, та самая девушка, которая подсказала Соне, на каком этаже находится нужная ей квартира, мирно пасла своего малыша около подъезда. Внезапно тяжелая железная дверь распахнулась, чуть не пришибив молодую мать.

– Эй, – возмутилась та, – нельзя ли поосторожней дверью шваркать!

Из подъезда вылетела тетка, толкнув дитя. Ребенок упал, ударился головой о землю и зарыдал. Катя кинулась к сыну и заорала:

– Ты, дура! Ребенка уронила!

Но женщина даже не подумала извиниться.

Она стремглав бежала по дорожке, ведущей к метро. Незастегнутая шуба развевалась у нее за спиной. Катя хотела было помчаться вдогонку и как следует пнуть беспардонную бабу, но сынишка продолжал хныкать, и ей пришлось утешать малыша, у которого на лбу быстро наливался темно-фиолетовый синяк. Катерина подхватила сына, вошла в подъезд и увидела на полу крохотную сумочку.

Внутри обнаружился паспорт на имя Чуевой Софьи Михайловны, носовой платок, дешевая губная помада, кошелек и ключи. Обрадованная Катя прихватила добычу с собой. Сумку явно потеряла обидевшая ребенка тетка, вот теперь-то она попляшет! Катя вычислит ее телефон и потребует хорошую денежную сумму за возврат документа.

Макс замолчал, потом спросил:

– Достаточно?

– А что, еще имеются улики? – осведомилась Нора.

– Да, – ответил Максим. – Соня ехала домой на машине. Поймала бомбиста, пообещала ему двести рублей. Мужчина согласился.

Он довез Чуеву почти до дома, когда она попросила притормозить у продовольственного магазина:

– Подождите минуточку. Только хлеб куплю.

Шофер послушно остановился у входа, но через пару минут он заметил, что его пассажирка пересекает улицу. Очевидно, она вышла через второй выход и хотела убежать, не заплатив. Водитель выскочил из «Жигулей», поймал нахалку и стал требовать деньги. Та решительно отказывалась отдавать обещанные две сотни, заявляя:

– С ума сошел? Ни с кем я никуда не ехала! Вы меня перепутали с другой женщиной!

От подобной наглости водитель даже растерялся, но потом взял себя в руки и собрался надавать мерзкой обманщице пощечин. Вся сцена разворачивалась на глазах у сотрудника ГИБДД, стоявшего на перекрестке. Поняв, что в двух шагах от него закипает скандал, постовой двинулся в сторону ссорящихся. Соня увидела милиционера, испугалась и быстро сказала:

– Я потеряла сумку с деньгами, на, возьми.

Шофер посмотрел на симпатичные дамские часики, смахивающие на золотые, и буркнул:

– Давай.

Потом, правда, он пожалел о том, что взял безделушку. Ни продать, ни подарить ее своей любовнице он не мог. С внутренней стороны имелась гравировка: «Сонюшке в день рождения».