Тушканчик в бигудях - Дарья Донцова

Сестра, шедшая за креслом, протянула мне саквояж.

– Тут вещи и мобильный.

Я шагнул было к креслу. Честно говоря, я не слишком хорошо понимал, как следует себя вести. Поцеловать Нору? Обнять ее? Но наши отношения никогда не были фамильярными. Она моя хозяйка, а я исполнительный служащий. Но сейчас ей предстоит операция, тяжелая, даже опасная. Просто уйти? Пожать руку?

Нора хмыкнула:

– Ступай, Ваня. Лобызать меня будешь в гробу.

– Ну и глупости вы говорите, – вскипел я.

– Ты просто не видишь своего лица, – веселилась Элеонора. – Ну просто букет в руки – и на кладбище. Право, я еще не умерла, нет необходимости сейчас размышлять, куда меня приличнее поцеловать в последний раз.

Я тяжело вздохнул: ну разве можно жалеть такого человека?

– Лучше прямо с утра начинай заниматься делом Ермиловой, – напомнила Нора.

Я кивнул. Отчего-то я потерял дар речи. Только сейчас до меня дошло, что, вероятно, я вижу Нору живой в последний раз. Позвоночник дело тонкое, всякое может случиться.

– Поехали, – велела сестре Нора.

Я проводил глазами коляску.

– Кстати, – притормозила Элеонора у двери, – там, в сейфе, завещание, вскроешь в случае чего.

Мне стало совсем не по себе, я кинулся к хозяйке.

– Нора, погодите!

Она обернулась:

– Не надейся, Ваня. Я еще проживу лет сто, не меньше, а потом, отбросив тапки, превращусь во вредное привидение и стану каждую ночь трясти тебя холодной костлявой ручкой, приговаривая: «Ваня, не тухни, работай».

Желание обнять Нору испарилось.

– Чао, – хмыкнула хозяйка и исчезла в коридоре.

Я взял сумку и спохватился:

– Как же поддерживать связь с больной?

Администратор мило улыбнулась:

– Она здорова и, надеюсь, станет еще здоровей, когда выйдет, но одним из условий успеха, в котором никто из нашего персонала не сомневается, является соблюдение полнейшей стерильности и психического спокойствия. Поэтому никакого телефона в палате, телевизора, радио, газет.

– Этак с ума сойти можно! Нора не сумеет бездействовать.

– Мы даем пациентам книги из нашей библиотеки, те, что отобрал психолог, – продолжала девушка, – спокойное, милое чтение: Диккенс, Агата Кристи, Дюма, и никаких современных авторов. Вот моя визитка, звоните на ресепшен, получите полнейшую информацию о здоровье Элеоноры.

Я взял карточку и пошел к машине. Однако, в этой больнице работает необычный персонал. Все медработники, с которыми я до сих пор имел дело, были до смешного суеверны. Фразу: «Никто из нас не сомневается в успехе операции» – они ни при каких обстоятельствах произнести не могли. «Если все пойдет так, как задумано», «будем надеяться на положительную динамику» – вот максимально радужные предположения, сообщаемые, как правило, людьми в белых халатах.

Утром я с огромным удивлением увидел на кухне Веру и Николая. Парочка сидела за столом, явно собираясь завтракать.

– Вы это едите? – забыв со мной поздороваться, Николай ткнул пальцем в блюдо с мясной нарезкой.

– Тама все свежее, – поспешила оправдаться домработница Ленка, – не сомневайтесь, в хорошем месте беру, кушайте на здоровье.

– Спасибо, но мы такое не употребляем, – хором ответила парочка.

Я сел на свободный стул, взял кусок белого хлеба, положил на него аппетитный кругляш «Докторской» колбасы и открыл было рот.

– Человек зубами роет себе могилу, – каркнул Николай.

От неожиданности я выронил бутерброд и клацнул челюстями, а Ленка перекрестилась.

– Вот ужас-то! – воскликнула она. – Где же такая страсть приключилась? В газете прочитали? Не осталось ее у вас, я тоже бы посмотрела.

– Не в газете дело, – ответил Николай, – я про Ивана речь веду.

– Вы о чем? – спросил я, снова принимаясь за аппетитный сандвич.

Супруги переглянулись.

– Ну, поскольку нам теперь целый месяц жить вместе… – начала Вера.

Откушенный кусок колбасы выпал у меня изо рта.

– Как месяц! – в ужасе воскликнул я. – Элеонора же вчера говорила о гостинице.

– Она, уезжая отдыхать, – спокойно возразил Николай, – зашла к нам и сказала: «Живите у меня, все-таки вы родня! »

– Да-а? – недоверчиво протянул я. – Странно, однако. Вчера речь шла об отеле.

– Ты ведь ее секретарь, – прищурилась Вера, – следовательно, номер тебе бы снять поручили.

– Верно.

– Ну и что? Отдала Нора такое распоряжение?

– Нет.

– Вот видишь, – засмеялась Вера. – А почему?

– Потому, что совесть ее заела, – закончил Николай, – она поняла, что встретила нас плохо.

Я попытался проглотить бутерброд. Может, оно и так, Элеоноре, как я уже говорил выше, свойственно бурное раскаяние. Сначала она раздавит человека, а потом оплачивает его похороны.

– Да ты позвони ей, – посоветовала Вера, – если нам не веришь.

– Мы тебе не помешаем, – сказал Николай, – тихие совсем…

Я молча положил в кофе сахар, одну ложечку, вторую, грешен, люблю сладкое. К сожалению, связаться с хозяйкой я никак не смогу. Ее мобильный лежит сейчас в ящике письменного стола. Нора никому, кроме меня, не рассказала о предстоящей операции. Моя хозяйка абсолютно не суеверна, но ей, в случае неудачи, не хочется видеть жалость в глазах людей. Для всех она просто уехала отдыхать.

– Если Элеонора предоставила вам приют, – наконец выдавил я из себя, – то ничего против я иметь не могу, тут она полноправная хозяйка, отдающая мне приказания. Живите сколько хотите.

– Вот и хорошо, – повеселела Вера.

– Худой мир лучше доброй ссоры, – заявил Николай, – мы в долгу не останемся…

– Рассчитаю тебе цикл бесплатно, – пообещала Вера.

– Что? – не понял я.

Вера кокетливо поправила крашеные пряди.

– Мы, кстати, так и не познакомились. Я Вера Пыжова! Понимаешь? Ве-ра! Пы-жо-ва!