Тени тевтонов - Алексей Иванов

Майор Перебатов тем временем немного успокоился.

– Прилетевшие должны оставить следы, – сказал он уже миролюбиво.

– Я ничего не заметила, – непроницаемо ответила Луданная.

– Не сомневаюсь. Давай проверим твою халабуду.

Перебатов пошёл к замку, Луданная – за ним, а историки – за офицерами.

В залах и комнатах замка Перебатов не обнаружил ничего интересного.

– В подвале своды осыпаются, – предупредила Женя.

– Авось не угробимся… – буркнул майор.

В обширном полуразрушенном подземелье трупов было не меньше, чем на этажах, и застойное зловоние загустело здесь, как мазут. Офицеры зажгли ручные фонарики. Клиховский жадно оглядывался, надеясь увидеть зелёные снарядные ящики из музея доктора Хаберлянда. В лучах мелькали упавшие стеллажи, выщербленные пулями кирпичные углы, пустые каски, солдатские ранцы, пулемётные ленты, жуткие лица мертвецов, их руки со скрюченными пальцами, а ещё какие-то мешки и доски, гнутые ветви бронзовых люстр, канделябры, поломанная мебель в позолоте, резные рамы картин. Искрами вспыхивали гильзы и осколки фарфора. Клиховского продрал озноб. Значит, экспонаты Хаберлянда действительно были переправлены в Лохштедт!

– Что тут за филармония была? – мрачно удивился Перебатов.

– Хранились фонды местного музея, – пояснил Пакарклис.

Пакарклис знал это от Клиховского.

Спотыкаясь и матерясь, Перебатов добрался до конца подземелья, точнее, до той его части, где своды и опорные колонны обвалились. Груды кирпичей и обломков лежали поверх трупов. Можно было карабкаться и дальше, но майор остановился, размышляя. Общая картина ему стала понятна.

– Ты туда заползала? – уточнил майор у Жени, указывая лучом.

– Разумеется.

– Есть вероятность, что там был схрон с оружием или взрывчаткой?

– Я осматривала помещение на предмет книг.

– Ну, почитаешь их, когда вышибут из армии, – проворчал майор.

Клиховский торопился запомнить то, что сейчас видел. Не исключено, что зелёные ящики погребены под осыпями, однако этих ящиков, по словам Хаберлянда, было много, с десяток, и какой-нибудь непременно торчал бы наружу. А Клиховский не заметил ничего. Значит, зелёные ящики, все вместе, стоят в другом хранилище. Учитывая их ценность, в более надёжном бункере.

Сердито сопя, майор повернул к выходу.

С пригорка, от замка, бронекатер и гидроплан выглядели как крокодил и огромная бабочка. Отдышавшись на свежем ветре с залива, Перебатов снова подошёл к Луданной. Клиховский услышал их негромкий разговор.

– Скажи-ка, эти профессора у тебя сомнений не вызывают?

– Тот, который в очках, был наркомом юстиции в советской Литве.

– Они все западники, Женька. Порождение национальной буржуазии. Им доверять нельзя. Среди них могут оказаться те, кто связан с диверсантами.

– Хорошо, я приняла к сведению. Покопаю их биографии поглубже.

Клиховский понял, что глубокое дознание непременно выведет русскую дефензиву на фальшивую личность Бадштубера. Тем более он уже проявил своё знакомство с диверсионными минами… Надо что-то предпринять.

– Женька, я ничего не имею против тебя, но ты не тянешь оперативную работу, – совсем тихо сказал майор. – И в штабе не я один так считаю.

Луданная прекрасно понимала, почему Перебатов внушает ей, и не только ей, что армейская контрразведка не её дело. Майор взял Женю за локоть, словно пытался утешить, но Женя твёрдо высвободила руку. Майор вздохнул с наигранным сожалением: ох уж эти бабские обиды без причин! ..

– Ладно, увидимся вечером.

Перебатов пошагал к берегу, придерживая на боку потрёпанный планшет. Женя смотрела в сторону, сжимая губы; глаза у неё непримиримо почернели.

Клиховский догадался: судя по всему, авторитет у Луданной невысок.

Над заливом носились чайки. Искалеченный голый лесок вокруг замка окутался зеленоватой дымкой. Матросы бронекатера дремали на солнцепёке.

– Полундра! – рявкнул им Перебатов.

Клиховский помедлил за спиной у капитана Луданной.

– Господин капитан, – обратился он понемецки. – У меня есть разговор.

– Не сейчас! – Луданная даже не оглянулась.

Клиховский и не рассчитывал на благосклонность собеседницы.

– Замок был одной из резиденций гауляйтера Эриха Коха, – сообщил он. – Наверняка под замком имеется бункер гауляйтера. И этот бункер наверняка соединён с подземной железной дорогой, идущей от Пиллау до Фишхаузена.

Теперь Луданная развернулась к Клиховскому лицом.

– Подземная железная дорога? .. – ошеломлённо переспросила она.

– Прилетевшие на гидроплане, скорее всего, по этой дороге и ушли.

Клиховский знал, что его слова произведут на контрразведчицу нужное впечатление. Дела по службе у неё невесёлые, а тут такие открытия!

– Кто вы, господин Баштубер? – напряжённо спросила Женя.

– Я ещё не всё сказал, – остановил её Клиховский. – Не берусь утверждать, но с большой степенью вероятности могу предположить, что на гидроплане сюда прилетел сам гауляйтер Эрих Кох.

* * *

В честь доктора Хаберлянда в Пиллау назвали улицу. Клиховский мог бы гордиться, что историю города открывал ему такой уважаемый человек.

Пиллау родился на закате Тевтонского ордена. В 1510 году неистовый ураган разорвал узкую песчаную косу Фрише Нерунг, что отделяла Фриш-Гаф, закрытую лагуну, от Балтийского моря. Возле Зеетифа, новоявленного пролива, стояла деревенька Вограм. С неё и начался город Пиллау.

Старый пролив у замка Лохштедт потихоньку высох и был поглощён беспокойными дюнами. Лоцманы, проводившие торговые суда через мелкий Фриш-Гаф в Кёнигсберг, перебрались из Лохштедта в Вограм. Тевтонский орден превратился в герцогство Пруссия, Польша держала Пруссию за горло. В 1627 году шведский король Густав Адольф объявил Польше войну и двинул свой флот на Данциг. Пруссия, польская невольница, не возражала, чтобы король сделал деревню Вограм базой для своего флота. Король поселился в Лохштедте и заложил близ Вограма крепость, которая должна была оберегать пролив Зеетиф. Шведы отбили Пруссию у Польши, но король погиб. Его незавершённая крепость досталась Пруссии, и пруссаки достроили её, хотя по-прежнему называли Шведской цитаделью. Пруссакам не хватало камня, и они почти до основания разобрали замок Лохштедт, а заодно до половины и другой тевтонский замок – Бальгу, что стояла на материковом берегу Фриш-Гафа.

Чтобы заполнить водой ров вокруг цитадели, строители выкопали Грабен – крепостной канал. Грабен стал первой гаванью Пиллау. Он брал начало от узкого, длинного и ветвистого пролива Иннехафен, отделяющего Пиллау от обширной отмели. Со временем другие ветви этого пролива превратились в другие стоянки для судов – Внутреннюю, Военную, Лесную и Рыбную. С помощью дамб соорудили Аванпорт, Судостроительную и Нефтяную гавани, а вместе с ними и пронумерованные затоны-бассейны – «бэкены». Пиллау стал морским городом-крепостью, который обслуживал порт и охранял путь через Фриш-Гаф в Кёнигсберг, столицу Восточной Пруссии.