Продюсер козьей морды - Дарья Донцова

Мара засмеялся.

– Так то главная дверь, для зрителей, они билеты купили, или им начальство праздник устроило. А мы, артисты, прём через задний вход. Ищи самую обшарпанную створку, желательно около мусорного бачка, нам стопудово туда. Во! Оно самое!

Мара пнул покореженную, местами ржавую железную дверь, за ней открылась узкая крутая лестница.

– Плиз, – хохотнул парень, – старик Станиславский чегой-то попутал с вешалкой! Для нас усё начинается с помойки! [11 - Станиславский (Алексеев) К. С. (1863–1938) – режиссер, актер, педагог, теоретик театра. Ему приписывают фразу: «Театр начинается с вешалки». ]

Мы поднялись по узким ступенькам и наткнулись на медведя. Топтыгин выглядел очень несчастным, он стоял у стены, закрыв глаза, и казался спящей плюшевой игрушкой. Моя рука машинально потянулась к мишке. В ту же минуту Мара крикнул:

– Эй, чего ты хочешь?

– Мишку погладить, – пояснил я.

Акробат быстро отпихнул меня в сторону.

– Дурак, не подходи к нему!

– Он же дрессированный, – возразил я, – значит, любит людей.

– Ошибаешься, – протянул Мара, – Тихон всех ненавидит. Медведь самое опасное цирковое животное, лучше с тигром в одной клетке оказаться, чем с мишенькой. Живо руку отгрызет. Непредсказуемый. Небось ты русские народные сказки в детстве читал? Так они врут! Даже не приближайся к Тихону, хуже его у нас только Энди, он пьяных ненавидит, если учует запах спиртного, звереет, а еще, блин, весь в блохах! Такие заразы, на людей перескакивают, потом чешешься до крови!

– Почему Энди их не выведет? – растерянно спросил я, мигом вспомнив, как старший Морелли утром безостановочно скреб голову пальцами.

– На фиг Энди с паразитами бороться, – зевнул Мара, – у него такая густая шерсть! Это просто невозможно.

– Не заметил у твоего брата повышенной волосатости! Где же у него блохи живут? – поразился я.

– В шкуре, – пояснил Мара и ткнул пальцем в сторону мишки, – во, позырь, он на ковер похож.

– Так ты о медведе толкуешь! – с запозданием дошло до меня.

– Ну да! У кого еще стока волос? Не у Энди же, он башку под шапку бреет!

– Зачем? – совсем запутался я.

Мара вздохнул.

– Похоже, ты не знаешь ничего из того, что известно даже детям. Перш не поставишь на кудри, он соскользнет, поэтому нижний натягивает на башку клизму.

– Резиновую?

– Нет, железную, – заржал Мара, – клизма – это шапка, облегающая череп, а уж на нее водружается перш! А шевелюра мешает. Просек?

Внезапно мне стало обидно.

– Спорю, что ты никогда не читал поэта Буало?

Мара спокойно кивнул:

– Точно. Не люблю книги, в какой-то из школ меня заставили «Муму» пролистать, я весь обревелся, больше не хочу. И глаза болят от мелкого шрифта.

– А я отлично знаю литературу, не только отечественную, но и зарубежную, – хвастливо заявил я, – интеллигентный человек обязан прочесть Чехова, Достоевского, Куприна, Золя, Бальзака…

Запал кончился, воздух в легких тоже. Мара чихнул и мирно ответил:

– Я кручу сальто с места. Ты так умеешь?

– Нет, а что?

– Каждому свое, – философски сказал Мара, – один слишком умный, а мышцы как веревки, другой писать не умеет, но легко стойку на пальцах делает. Ферштейн? Эй, эй, Тихон, зитцен!

Зашевелившийся было мишка вновь впал в кому.

– Он понимает команды на немецком языке? – поразился я.

Мара склонил голову набок.

– Ты словно с луны свалился. А на каком наречии с ним болтать?

– Ну… Тиша же наш, российский медведь!

Мара захихикал:

– Эх, Ваня, умрешь с тобой. Во всех цирках мира арена одного диаметра, и общаются наши по-немецки, это из-за трюков и животных. Сделают номер, отработают, и как его на другой площадке показывать?

– Театр же выступает на любых подмостках.

– Че, там акробаты есть, у которых расчет по сантиметрам? – шмыгнул носом Мара. – Не допрыгнул и маковкой в ковер впечатался! А звери! Они же из вагона не выйдут, если команду не поймут! Немецкий для них как эсперанто. Тихон, нихт эссен! [12 - Нихт эссен – вероятно, nicht essen, искаженная фраза на немецком языке – «не есть». ]

Медведь, явно собравшийся погрызть подоконник, зло посмотрел на парня.

– У него намордник, – напомнил я.

– Знаю Тихона как облупленного, – фыркнул акробат, – он…

Договорить Мара не успел, из глубины здания полетел вопль, похожий на рев раненого бизона:

– Суки! Гады! Ну покажу ему!

– Облом! – с горечью щелкнул языком Мара. – Вот, блин, уже третий раз!

– Что? – не понял я.

В воздухе повеяло ароматом детского мыла, вслед за запахом появилась девушка в джинсах.

– Кирдык, – сказала она.

– Вау! – погрустнел Мара.

– Трофимов урод! – продолжала незнакомка.

– Этта точно, – согласился Мара.

– Энди денег сегодня не даст!

– Понятно!

– И завтра хрен получим!

– Угу!

– А это кто с тобой? – проявила любопытство девушка.

– Шпрех, – коротко ответил Мара.

– Жозефина, – представилась незнакомка, – ну, покедова.

– Пошли, – повернулся ко мне акробат, – отмена! Не работаем.

– Почему? – впал я в изумление.

Мара схватил меня за руку и потащил вниз.

– Запомни. Если случился косяк, главное – не попасть под руку Энди, убьет не глядя. Он дико сильный, Тихона щелчком уложит! Мы же не одни с программой, другие коллективы есть. В принципе, особой конкуренции нет, но вот Трофимов! Это он крысятничает! Назло нам делает!

– Это как?

– Ну смотри. Энди договорился о выступлении, обозначил сумму. А потом прикатывает Трофимов и заявляет организаторам: «Наша программа лучше, и возьмем мы дешевле». Врет не моргнув. У него отребье в команде, заднее сальто не скрутят! И четыре дряхлых пуделя в юбках! Да только зрителю это по фигу. Он че понимает? Допустим, трио Банкин. Два мужика и баба. Парни выходят, берут в руки две палки, а девка начинает на них этюд отрабатывать, туда-сюда вертится. Сначала они с двумя балансами работают, потом, опля, одну дубину очень эффектно отбрасывают, и партнерша дальше хреначит. Народ ревет от восторга! Им, дуракам, кажется, что на одной палке трудно стоять. Ну как, Ваня? Ты согласен про один баланс?