Тайная связь его величества - Дарья Донцова

Стефания Теодоровна унеслась в глубь квартиры. Мы с Гариком остались вдвоем, повисла неловкая пауза, хозяин первым ее нарушил:

– Игорь Гусев, ювелир.

– Иван Подушкин, продюсер цирковых коллективов, – представился я. – Ваша матушка… э…

– Здорово приврала, – договорил за меня Гарик. – Правда, на ее взгляд, вещь скучная, неинтересная. Ну что увлекательного в простом падении на улице? Она же шлепнулась?

Я кивнул. Гарик почесал макушку.

– Мать всегда бегает, глазеет по сторонам, под ноги не смотрит. «Шанельку» свою она небось потеряла?

– Это моя вина, – я решил слегка оправдать пожилую даму. – Стефания Теодоровна испугалась, когда упала и сломала каблук. Сумка отлетела в сторону. Я посадил ее в машину и повез домой, а про ридикюль забыл. Не ругайте мать, она женщина в возрасте, для нее и так все произошедшее стресс.

– Мать бесполезно отчитывать, – усмехнулся Гарик. – Когда я был маленьким, она, если няня заболевала, кормила меня на обед шоколадными кексами, приговаривая: «Если хочешь куриный суп, сейчас разогрею». Понятное дело, я не испытывал желания есть первое, сладкая выпечка намного вкуснее. Отец с ней никогда не спорил, понимал бессмысленность процесса.

Из глубины квартиры послышался грохот.

– Мама, что случилось? – закричал Игорь и поспешил вперед по коридору.

Я, встревоженный установившейся после шума гробовой тишиной, двинулся за ним. В просторной кухне у столика с электрочайником стояла Стефания Теодоровна, закрыв глаза руками.

– Тебе плохо? – занервничал Гарик. Затем приблизился к матери и вдруг заорал: – Что это? Это что?

Я подошел к ювелиру и увидел на полу мужчину в джинсах и серо-синем пуловере. Он лежал на боку, спиной к нам, под его коротко стриженной головой разливалось темно-бордовое пятно.

– Ой! – вдруг вскрикнула Тефи. – Больно!

– Что? Где? Как? – беспорядочно забормотал Гарик.

– Поясница… – прошептала Стефания Теодоровна, – жжет…

Я опомнился, повернулся к Гусевой, заметил, что та прислонилась к плите, и скомандовал:

– Игорь, отведите маму в спальню. Похоже, она прикоснулась к работающей плите. Посмотрите, нет ли ожога.

Словно в подтверждение моих слов раздался писк таймера, возвещающий о готовности блюда.

– Куда? Зачем? – бестолково продолжал вопрошать Игорь. – Это что? На полу?

Я повысил голос:

– Немедленно заберите отсюда Тефи!

– Да, да, конечно, – очнулся Гусев и, взяв мать за руку, потащил ее в коридор.

Выдохнув, я огляделся по сторонам. Увидел на столике гору смятых пустых пакетов из супермаркета, вытащил два, обмотал ими ступни, обошел тело, присел около головы на корточки. Стало ясно: на полу лежит не мужчина, а женщина с экстремально коротко стриженными волосами и крепкой спортивной фигурой. Остановившийся взгляд слегка прикрытых глаз не оставлял сомнений – несчастная умерла, вызов «Скорой» бесполезен. Я выпрямился, достал мобильник и позвонил Максу.

Узнав, в какую ситуацию я попал, Воронов скомандовал:

– Сейчас приедем, говори адрес. Не подпускай никого к месту преступления, и сам там не топчись, руками ничего не лапай, сиди тихо.

Я отошел от трупа, ощутил жажду и решил, что беды не будет, если я хлебну водички. Возле мойки стояло несколько бутылок минералки, пара пакетов молока, две банки сметаны, лежали яблоки в сетке, пачки творога, коробка с замороженным тестом, какие-то специи в прозрачных мешочках, лоток с нарезанной ветчиной, сосиски… Я потянулся к воде и услышал хриплый голос:

– Господи, хлеб… Он же сгорел! Совсем забыла! Тефи, ты вернулась? Пальто на вешалке висит. Ничего не случилось? Почему так рано?

Говорившая вошла в кухню, ахнула, уронила пакет с надписью «Территория еды» и закричала:

– Гарик!

– Игорь в спальне Тефи, – быстро сказал я. – Извините, сюда лучше не входить.

– Вы, собственно, кто? – возмутилась женщина, отступая назад.

– Иван Павлович Подушкин, – представился я. – А вы, наверное, Вера?

– Именно так, – слегка успокоилась жена Игоря. – Я не ждала гостей, собралась ужин приготовить, вспомнила, что забыла купить сметану… Ой, хлебушек! Его надо достать!

Вера попыталась пройти к плите, но я преградил ей путь.

– Сюда нельзя.

– На этой кухне командую я! – взвилась невестка Гусевой. – Ну-ка, подвиньтесь… Мама-а-а-а!

От вопля, изданного ею, на хрустальной люстре затренькали подвески. Вера пошатнулась. Я схватил ее в охапку и понес по коридору. Пнул ногой двустворчатую дверь, вошел в просторную комнату с огромной кроватью, хотел положить даму на ложе, но увидел, что на нем сидит Тефи, и остановился.

– Ванечка, к нам смерть пришла? – жалобно спросила пожилая дама.

– Вера жива, – начал я успокаивать ее. – Она очень испугалась, поэтому у нее ноги подкосились.

– Я спрашивала о… ну… на кухне… – пролепетала Стефания Теодоровна.

Я осторожно усадил супругу Игоря в кресло.

– М-м-м… – простонала Вера. – Голова болит…

– Ой, очнулась! – обрадовалась Гусева-старшая. – Ванечка, знаете, чем на самом деле завершилась сказка про спящую красавицу?

– Принц поцеловал девушку, та пробудилась, и они сыграли свадьбу, – ответил я, немало удивленный поведением дамы: в квартире труп, а она весьма бодра и, кажется, даже весела.

Стефания Теодоровна похлопала ладонью по одеялу.

– Садитесь. Нет, этот конец дописали потом, чтобы дети не рыдали. В действительности дочурка короля была избалованной, глупой и непослушной девицей. Ей же велели никогда не трогать веретено, ан нет, она схватила его в руки. И что вышло? Король с королевой вместе со всеми придворными умерли. Принц же, случайно увидевший гробницу, наклонился, чтобы получше рассмотреть мумию. А из-под нее выползла змея, укусила его, у принца, отравленного ядом, начались галлюцинации, и он женился на гадюке, потому что та показалась ему прелестной принцессой. Змеюка постоянно внушала наивному парню, что до встречи с ним была спящей девушкой. Ну, нравится такой сюжет?

– У вас удивительная фантазия, – только и сумел сказать я.

– Нет, Ванечка, про гадюку – это реальная правда, – горько вздохнула Тефи. – Много хороших мальчиков женятся на скользких змеючках с темной биографией, а те потом поют мужу о детстве во дворце и о папе, разорившемся короле. Естественно, к Вере это не относится. Солнышко, не подумай, что я про тебя говорила. От нервов чушь несу, мне плохо, истерика начинается. Что за ерунду болтаю? Простите, ради бога.