Кто в чемодане живет? - Дарья Донцова

– Не особо люблю фисташки, – заметил Борис.

– Так не кладите их, – воскликнул Бурмакин, – это дело вкуса.

– Завтра же попробую, – азартно заявил Борис.

– Могу помочь, – предложил Василий, – а насчет отбивания капустного шницеля, о котором мы беседовали ранее…

Я кашлянул.

– Господа! Я люблю вкусно поесть, но сейчас у нас не гастрономическая проблема. Если в избе обнаружено тело Ларисы Михайловны Бумагиной, то где Нина?

Глава 9

– Хороший вопрос, – сказал Борис и вышел из комнаты.

– Как вы определили личность жертвы? – продолжал я.

– За креслом валялась сумка, в ней лежал студенческий билет на имя Бумагиной, – пояснил Василий, – она занималась в художественном училище на факультете хореографии.

– Поэтому худенькая, похожая на подростка, – кивнул я. – Футболка с именем «Ниночка». Мы с Олегом ожидали найти Лапину. Поэтому майка нас ввела в заблуждение. Давайте поступим так. Съезжу сейчас к Галине Михайловне, которая трубку не берет, выясню, правда ли она не заплатила маникюрше деньги. Может, она знает Бумагину? Вероятно, Нина дружила с Ларисой. Девочка побоялась одна ночевать в деревне, где из жителей две лишенные ума пенсионерки, да и в пустом доме одной жутко. Нина и позвала Бумагину.

– У них большая разница в возрасте, – мигом затеял спор Василий.

– Не так уж она велика, – возразил я, – всего четыре года.

– Пятнадцать и девятнадцать разные миры, – уперся любитель террина из курицы.

– У вас есть другая версия? – осведомился я.

– Нет, – смутился Василий.

– Тогда давайте отработаем эту, – мирно предложил я. – В процессе непременно возникнут новые идеи.

– Лариса Михайловна Бумагина сейчас на занятиях, – сказал Борис, входя в кабинет, – только что беседовал с учебной частью училища. И девушка совершенно не похожа на жертву. Вот.

Секретарь поставил передо мной ноутбук.

– Да уж, – вздохнул я, – женщина на фото выглядит на хорошие тридцать лет.

– Это впечатление из-за лишнего веса, – добавил Василий, который смотрел на экран из-за моей спины. – И как такого бомбовоза на факультет хореографии взяли? Реально бегемотиха!

– Возможно, Лариса больна диабетом, – предположил я, – или у нее гормональный дисбаланс. Не все толстяки неуправляемые обжоры. Кое-кто вынужден лечиться преднизолоном и распухает как на дрожжах от обычной воды из крана, имеющей нулевую калорийность.

– Вода вовсе не такая безобидная вещь, как все думают, – начал Василий, – если выпить одним махом двадцать литров, то умрешь.

– Интересно посмотреть на того, кто способен мигом осушить три полных ведра, – усмехнулся Борис.

– Влегкую! – воскликнул Василий.

– Это невозможно, – заспорил секретарь.

– Элементарно!

– Нет.

– Да! На что спорим? – азартно спросил Бурмакин. – Пошли на кухню. Сейчас продемонстрирую!

– Прекратите, – потребовал я. – Василий, если вы решили покончить жизнь самоубийством, предпринимайте это за пределами моего офиса.

– Я собирался просто доказать ему, что за минуту выпью сорок литров! – воскликнул Бурмакин.

– Только что вы говорили о двадцати, которые являются смертельной дозой, – вздохнул я.

– Что это играет в коридоре? – удивился Борис. – Жуткая какофония. Ба-ха, да-ха, оха-оха…

Я прислушался.

– Странный текст. «Ваха-каха-бобаха» и не менее удивительная музыка.

– Телефон! – хлопнул себя ладонью по лбу Василий и бросился в коридор. – У меня любимая песня вместо звонка заряжена.

– Лариса Бумагина не балерина, – сказал секретарь.

– Внешне девушка на танцовщицу не очень похожа, – согласился я, – хотя те, кто профессионально исполняет танец живота, достаточно корпулентны. Чтобы работать в данном жанре, надо обладать брюшком.

– Я не успел договорить, Василий сразу меня перебил. Она натурщица, – предположил секретарь, – училище не имеет ставок для тех, кто позирует будущим художникам. Учащиеся скидываются, и педагог приглашает в зал обнаженную натуру. У преподавателя есть несколько моделей, чтобы они могли беспрепятственно проходить в образовательное учреждение, натурщикам, а их пятеро, выдали студенческие билеты, записали их как будущих танцоров.

– И как удостоверение Бумагиной оказалось в сумке, найденной в избе? – пробормотал я. – Чья торбочка? Ларисина? Или Нины?

– Возможно, девушки знакомы, – начал фантазировать Борис, – пропуск учащегося художественного вуза дает право на бесплатное посещение выставок. Вероятно, Нина решила сэкономить.

– И отправилась осматривать почти умершее село, – хмыкнул я.

В кабинет вернулся Василий.

– Придя к вам, я начал снимать ботинки, не хотел напачкать, выронил трубку, поднял, положил на полку у зеркала и забыл про нее. Хорошо, что вы звонок услышали. Патологоанатом меня искал. Ну, попробуйте угадать, что он мне сообщил? Если правильно ответите, с меня мороженка! В вафельном стаканчике.

Я вздохнул. Круглощекому румяному парню стукнуло четверть века? Да быть того не может! Ему семь лет.

– Давайте, попытайтесь, – требовал Бурмакин.

– Жертва на самом деле мужчина, – сказал Борис.

Лицо моего клиента вытянулось.

– Откуда вы знаете? Разговаривали с экспертом?

– Нет, – опешил секретарь, – просто озвучил самый, на мой взгляд, бредовый вариант.

– Убитый не женщина? – уточнил я.

– Нет, – поджал губы Василий, – парень. Лет ему примерно восемнадцать-двадцать. На нем был парик из натуральных белокурых волос.

– Трансвестит? – предположил Борис.

– Возможно, выступал в каком-то шоу, – предположил Василий, – на теле есть следы тонального крема и золотой пудры.

– Этим стриптизеры пользуются, – пробормотал я. – Василий, попросите, чтобы вам прислали фото жертвы. Два вида. В парике и без оного. Пусть ваш компьютерщик снимки обработает так, чтобы бедняга не внушал ужас.

– Отличная идея, – хмыкнул Бурмакин. – Забыли, что ему лицо в кашу превратили?

– Хочу показать изображение Илье Рыбакову и Вениамину Морозову, – пояснил я, – боюсь, дети в истерику впадут.

– Не всякий взрослый без содроганий на изуродованный труп взглянет, – вздохнул Борис.

Я принял решение.

– Поступим так. Боря, езжайте к Бумагиной, узнайте у нее, каким образом ее сумка вместе с пропуском оказалась у паренька. Натурщице девятнадцать лет, жертве предположительно двадцать, возможно, они знакомы.