Сволочь ненаглядная - Дарья Донцова

– Так два часа ехать, – вздохнула девочка, – чего время зря терять. Я живу в Бибирево, а школа на Тверской, в Дегтярном переулке.

– Неужели ближе не нашлось учебного заведения?

– Такое на всю Москву одно, к нам даже из области ездят.

– Чем же твоя школа так хороша?

– У нас учителя – люди, а в других местах – гады, – спокойно пояснила девчушка. – На нас не орут, не ставят двоек и объясняют хорошо, доходчиво и подробно.

– Небось дорогой колледж, – вздохнула я с завистью.

– Что вы, – рассмеялась девчонка, – моим родителям платную не потянуть! Самая обычная школа ь1113, государственная, просто там сволочи не приживаются, была одна, так ушла.

– Ну-ка, скажи еще раз адрес, – попросила я.

– Дегтярный переулок, прямо под гостиницей «Минск», – вежливо ответила девочка и принялась проталкиваться к выходу.

На следующее утро, едва стрелки часов подобрались к цифре девять, я вошла в просторный холл школы. Довольно полная, пожилая гардеробщица, сдвинув на кончик носа очки, пришивала вешалку на черную куртку. Увидав меня, она улыбнулась.

– Вот ведь поросята, не снимают куртки, а сдергивают, вешалки рвут и бегут потом: «Тетя Надя, пришей, мама ругаться будет». Так и шью всю смену. – И она вновь улыбнулась.

– Скажите, а где директор?

– Ступайте на второй этаж.

Я поднялась по крутой лестнице наверх. Небось директриса на уроке, но она оказалась на месте. Целый час я самыми черными красками описывала Кирюшкину судьбу. Наконец Татьяна Алексеевна вздохнула:

– Ладно, уговорили, хотя и не положено в середине года, но парнишке надо помочь. Идите в 39-й кабинет, там учительница математики, Милочка, то есть Людмила Геннадьевна, скажите – я послала. К ней в класс и пойдет ваш пострел.

К трем часам дня я уладила все формальности. Написала заявление о приеме, забрала из старой школы документы, привезла их в новую и побродила по широким коридорам. Из классных комнат не доносилось истерических криков, а во время перемены галдящая детская толпа не дралась и не ругалась, наверное, в этой школе скандалы не в чести.

Окрыленная успехом, в четыре часа я входила в редакцию журнала «Вера». Вернее, редакции как таковой не было. Сотрудники занимали всего три небольшие комнатки в старом, явно дожидающемся сноса четырехэтажном здании. Толкнув первую дверь, я тихонько спросила:

– Где можно найти Рагозина?

– Не знаю, – ответила женщина в бордовом костюме.

– Колю? – поинтересовался парень, одетый не по сезону в белые джинсы.

– Да, – обрадовалась я.

– Он уволился, в другое место перешел.

– Куда?

Парень пожал плечами:

– Понятия не имею.

– Кто-нибудь знает?

– Может, Валя? – предположила женщина.

– Точно, – щелкнул юноша пальцами, – идите в соседний кабинет и спросите Титову.

Я послушно дернула другую дверь. В крохотном пятиметровом пространстве еле-еле уместилось два не слишком больших стола и парочка простых стульев. Место справа пустовало, слева правила гранки худощавая девушка со старомодным пучком на затылке. Компьютера не было, сотрудница действовала по старинке, вычеркивая шариковой ручкой ошибки.

– Вы Валентина Титова?

Девушка подняла ненакрашенные глаза и губами без признаков помады коротко ответила:

– Да.

– Хочу видеть Николая Рагозина, скажите…

– Зачем? – перебила Валя.

Выслушав историю про письмо, она открыла ящик, вытащила сигареты и сообщила:

– Колю не ищите, его нет.

– Как – нет, – испугалась я, – умер?

– Считайте, что скончался.

– Не понимаю…

Валя зачиркала зажигалкой и сухо произнесла:

– В этом мире его нет!

Я расстегнула куртку, бесцеремонно протиснулась в кабинет, плюхнулась на свободный стул и заявила:

– Никак в толк не возьму, о чем вы говорите.

Титова закашлялась. Я терпеливо ждала, пока Валентина утихла, вытерла выступившие слезы, трубно высморкалась и сообщила:

– Коля удалился от мира, ушел в монастырь.

– Куда? – ахнула я.

– В монастырь, – повторила Титова, – монах он теперь. Всегда был ненормальный, посты держал, праздники соблюдал, на работу частенько опаздывал. Его наш главный начнет ругать, а Николаша глазки в пол и лепечет: «Простите, на литургию ходил».

Одно слово – блаженный. Домой едет – всем нищим подаст. Сколько раз я над ним смеялась и говорила:

– Эти, «люди неместные», богаче тебя в сто раз, бизнес у них такой – нас жалобить.

Но Коля только качал головой.

– Господь велел делиться.

Дальше – больше. Николай принялся отдавать страждущим все, что имел – одежду, деньги, еду.

– Мне много не надо, – бормотал он, – две пары башмаков сразу не наденешь и две шапки тоже.

Потом он отпустил бороду с усами, перестал стричь волосы, пользоваться одеколоном и дезодорантом. А год тому назад ушел в монастырь.

– Адрес знаете?

Валентина вытащила растрепанную телефонную книжку и забормотала:

– Где-то был, ага, вот оно. Казакино!

– Что?

– Городок такой, Казакино.

– Это по какой дороге?

– Понятия не имею, – отрезала Титова и добавила: – Я даже не знаю, там ли он!

Домой я вернулась расстроенная. Монастырь! Неужели в наше время еще кто-то прячется от мира за крепкими стенами, чтобы проводить дни в молитвах?

– Принесла вкусненького? – поинтересовалась Юля.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, аккуратно укладывая на стул у входа пакет с яйцами.

– Ну тортик или кекс…

– Нет, ничего сладкого, но если хочешь, сейчас испеку пирог, яйца есть, мука тоже…

Но не успела я докончить фразу, как Муля, полная радости и не знающая, куда деваться от счастья при виде любимой хозяйки, подпрыгнула и со всего размаха плюхнулась на стул. Мешочек, набитый яйцами, жалобно хрустнул. Желтая жижа потекла на пол. Мопсица, недоумевая, подняла лапу и поглядела на нее.

Прибежавшие Ада и Рейчел не растерялись и принялись бодро слизывать «омлет».

– Уйди с глаз долой, – вскипела я.

Мопсиха обиженно засопела и спрыгнула вниз.