Катарсис. Темные тропы - Виталий Храмов

Одноглазый пожал плечами, махнул рукой.

– Пошли! И мы покуражимся! Люблю чистеньких и богатеньких сучек! – Главарь даже зажмурился: – Они такие… – Одноглазый покрутил в воздухе кистями рук, затрудняясь подобрать нужное ему слово, выражающее всю полноту его приземленных чувств, наконец, у него нашлось слово: – Такие мягкие!

Но всем вокруг было глубоко плевать на слова Одноглазого. «Лихие люди» угрюмо шли к дороге, сжимая в руках орудия своего «нелёгкого труда». Потому что, в отличие от Одноглазого, они помнили, что «чистенькие и богатенькие», «мягкие» очень часто сопровождаются довольно твёрдыми и жёсткими стражами, не всегда чистыми, но всегда – умелыми рубаками. И одолеть их можно только кучей, разя в спину, пока страж убивает того, кому не повезло оказаться прямо перед его лицом. Потому – кто сегодня будет пробовать «мягкую», а кто остынет навсегда – вопрос весьма непраздный. Это Одноглазый, как всегда, за спинами остальных будет орать и верещать. А вот лезть под топоры охраны «богатенькой» как раз им предстоит.

Согласно оговоренному плану, «наёмники» ударили людей Лилии Красногорской в уговоренном месте. Ударили – самострелами. Метя в сотника стражи Медногорска, возглавлявшего отряд, и в мага. Сотник умер сразу, несмотря на тяжёлую кольчугу и шлем, – с такого расстояния стрелы пробили всё. И – насквозь. Утыканный стрелами, как ёж иголками, Водяной всё же успел свалить заклинанием одного подлеца, покалечив ещё одного – оторвав ему плечо с рукой своим Копьём Воды. Но всё это померкло после срабатывания мощного амулета Посмертия. Ветвистые молнии с грохотом перекинулись с тела умирающего мага на руки его убийц, сжигая, убивая всех, кто стрелял в спину мага, этим почти выкосив предателей.

– Госпожа, – крикнул Чёрствый, десятник стражи, перекидывая щит на руку и выдёргивая копьё из тела предателя, – спасайтесь! Мы их удержим!

Стража Лилии яростно сражалась с предателями, оглядываясь на толпу бегущих разбойников. Возчик пытался развернуть повозку, обе девки-прислужницы и нянька визжали, сжавшись, закрываясь от разбойников подолами юбок, как от ветра.

Лилия Медногорская выбила ногой дверь повозки, одной рукой хватая и выталкивая из повозки дочку медновильского кузнеца (Лилия так и не запомнила ни имени девочки, ни имени её отца), второй рукой – суя свёрток с сыном в руки девочки. Властительница, сверкая полубезумными глазами, крикнула в лицо девочке:

– Бежим!

Лишь семь стражей ещё сражались, когда их захлестнула волна голодранцев с большой дороги. И стражи рухнули. Их кони были убиты, сами они завалены телами, надёжно спутаны руками разбойников.

Возница успел только один раз взмахнуть своим топором, вонзая его в ключицу разбойника, как и его захлестнула волна лиходеев. Ему оторвали ухо, проткнули живот ржавым тесаком, выдавили глаза корявыми грязными пальцами, сломали кадык, вдавливая его в горло, выломали пальцы, сжимающие топор.

Лилия этого не видела. Она бежала со всей скоростью, на какую была способна. Но, оглянувшись, поняла, что убежать не получится. Её горло перехватил мороз дыхательного спазма, глаза защипало.

– Беги, девочка! – выдавила Лилия срывающимся голосом, опять вручая девочке своего сына. – Беги! Найди моих… Беги!

Девочка зажмурилась, всхлипнула, но – побежала. Легко, как ветер. Молодость!

А сама властительница Медногорска развернулась к разбойникам, сорвала с головы платок, утерев им с лица пот и чужую кровь, осушая руки. Как учил её Светогор. Она достала оба своих кинжала, встала в боевую стойку. И усмехнулась, подумав, что сегодня её ждёт порка её любимым Огненным Демоном. Там, в лучшем из миров, где медноволосый здоровяк давно уже ждёт её, свою суженую.

Разбойники не ожидали, что дамочка в юбках окажется столь искусна в ножевом бою. Первый рухнул с перерезанным горлом, второй визжал, схватившись за рассечённое лицо, третий – держал левой рукой правую, рассечённую до кости.

Бандиты обступили женщину, не решаясь приблизиться, но и глаз с неё не спуская. Лилия крутилась, быстро перемещаясь приставными шагами, невидимыми под юбками. От её выпадов круг разбойников сильно раздавался, но тут же смыкался, как болотная жижа после падения камня.

Раздвинув своих приспешников, вперёд вышел ухмыляющийся Одноглазый.

– Сладкая моя! – сказал он Лилии, поигрывая своим изогнутым мечом. – Так мне даже больше нравится!

Он атаковал. Лилия парировала удар, но Одноглазый, ловко крутнувшись, подсёк ей запястье левой руки самым кончиком своего меча. Нож выпал из сразу обессилевшей руки женщины. Лилия намотала на запястье полу своего плаща, решив, что это достаточная замена наручу. Но спустя несколько мгновений Одноглазый разубедил её в этом, прорубив эту руку до самой кости.

Поняв, что вожак играет с дерзкой женщиной, разбойники закричали, заулюлюкали.

Одноглазый и в самом деле играл с Лилией, как кот с мышкой. Не спеша её обезвреживать, даже – разоружать. Он легко избегал её атак, рассекая её одежды контратаками, самым кончиком своего меча распуская её платье на полосы, мечом раздевая женщину, под довольные крики разбойничьей шайки.

Сверкали в прорехах одежды белые ягодицы женщины, мелькали полные бёдра, уже болтались большие белые груди с большими бордовыми ореолами, распаляя бандитов. Лилия, закусив от боли и отчаяния губу, старалась достать обидчика, но лишь получала новое унижение и новую боль от рассечений, которые оставлял кончик меча Одноглазого на теле женщины.

Наконец, вожаку разбойников надоело. Он подсёк женщине и правую руку, обезоруживая её. Следующим взмахом меча он ещё раз рассёк её юбки – от подола до пояса, ногой сбив женщину на землю, отбросил меч, рванул свой пояс, крича:

– Держите эту тёлочку!

Влажно блестя похотливыми глазами, разбойники бросились вперёд, наваливаясь на Лилию, распиная, растягивая её на корке Пустоши, покрытой её же кровью.

– Спасите! – в отчаянии взвыла вдова Медной Горы. Слёзы душили её. Она со всей отчётливостью поняла, что ей предстояла пытка и унижение, много более страшные, чем смерть. – Кто-нибудь! Хоть кто-то!

Но её крики лишь распаляли пыхтящего Одноглазого и его приспешников, плотно стоящих вокруг, трясущихся от вожделения и похоти. Часть из них не выдержала, и многие побежали обратно – насиловать ещё теплые и дрыгающиеся в агонии тела зарубленных сгоряча девок Лилии Медногорской и ещё живую нянечку её сына-калеки.

– Светогор! Спаси! – Женщина уже не кричала, а выла. – Андр! Спаси! Богами молю! Хоть сына своего спаси! Боги! Помогите! Спасите! О, боги! За что? !!