У каждого свой путь. Книга первая - Любовь Рябикина

– Лешка и Витька тоже в курсе?

– Нет.

– Как ты узнал?

– Ты ничего не знаешь. Я и сам не так давно узнал, что Колька уже трех девчонок…

Парень смущенно замолчал и она попросила:

– Ты не говори никому, ладно? Он не успел ничего сделать. Ты мне веришь?

– Верю. Я видел. Бежал изо всех сил, чтоб успеть…

Они кустами добрались до рюкзаков. Закинули их на плечи и молча пошли по берегу. Через пару километров до Маринки вдруг дошло, что могло с ней произойти. Она заплакала. Сначала шла и ревела, а потом уселась на землю и заревела вслух. Толик потоптался рядом. Потом присел на корточки и тронул за плечо:

– Марин, ну ты что? Ты же сильная. Испугалась задним числом, да? Я никому не скажу, честное слово.

Она неожиданно для пацана обхватила его за колени и, уткнувшись в них лицом, расплакалась еще сильнее. Толик робко погладил ее по рассыпавшимся волосам и тихо сказал:

– Я тебя люблю!

Маринка услышала и подняла заплаканное лицо:

– Меня же руки чужие лапали, как ты можешь меня любить!

Снова опустила голову. Он легонько приподнял ее лицо за подбородок. Глядя в ее глаза, усмехнулся почти взрослой улыбкой:

– Ты чистая, запомни. Колькины руки только ему грязи добавили, на тебе следов нет.

Связав два лежавших на берегу обрубка дерева ремнями и столкнув маленький плот в воду, устроили на нем рюкзаки. Белов разделся. Марина сняла только брюки. Тихо сказала:

– Придется в твоей рубашке плыть. Что я родителям скажу? И как им на глаза покажусь утром?

Он предложил:

– Плыви так, я смотреть не буду. К тому же темно. А то потом в сыром идти холодно. Отсидимся у меня в сарае, его открыть легко, если знать. Когда твои на работу уйдут, домой пойдешь. Я не думаю, что они помнят, в какой ты рубашке ушла. Потом скажешь, что в кусты свалилась и распорола.

Она с искренней благодарностью сказала:

– Спасибо, Толик. Отвернись, пожалуйста!

Подросток послушно отвернулся. Одежду устроили на рюкзаках. Ухватившись за плот с разных сторон, поплыли к другому берегу, толкая его перед собой. Белов выбрался на берег первым. Подтащил плот на мель и перетащил рюкзаки на берег. Отвернулся, давая девушке возможность выбраться из воды. Маринка накинула рубашку на голое тело. Натянула брюки. Хотела сесть на траву, чтобы обуться. Схватилась за бок и охнула:

– Ой! Толь, у тебя фонарик есть?

– Есть. Достать?

– Что-то бок больно. Посмотри…

Она приподняла рубашку, когда парень включил фонарь. Белов ахнул:

– Он тебя бил? Четыре синяка на боках, здоровенных!

Она кивнула, разглядывая кровоподтеки:

– Несколько раз ударил в живот и по лицу. Как лицо выглядит?

Он перевел луч фонарика на лицо и сказал из темноты:

– Крепко он тебя. Губы опухшие, фингал под глазом и на скуле синяк со ссадиной.

Маринка снова разревелась:

– Вся деревня гудеть будет! Давно у меня синяков не было. И объяснить нечем…

Белов немного подумал:

– Знаешь что, у моей сеструхи крем какой-то есть, она им свои прыщи замазывает. Точь в точь под кожу! Я заберу, если хочешь. Пусть Нинка с прыщами походит!

– Принеси.

Он немного помолчал, а потом спросил:

– Марин, а ко мне ты как относишься?

Она честно ответила:

– Ты мой друг, Толик. Я вас всех любила, как братишек, а сейчас даже не знаю, как дальше быть. Кольку я теперь боюсь. Насчет Витька и Лехи – трудно сказать. Я тебе очень благодарна за сегодняшнее спасение, но пойми, я ничего и ни к кому не испытываю. Найди другой предмет обожания. Я читала книжки о любви: трепета в душе у меня нет.

Он внимательно выслушал ответ и вздохнул:

– Ты меня боишься?

– Нет. Ты всегда был в нашей компании самым умным.

Он широко улыбнулся:

– Кроме тебя! Ты всегда придумывала что-то такое, до чего я никогда бы не додумался. Пошли?

Они подхватили рюкзаки и направились к деревне. Рассвет только забрезжил на востоке, когда два измученных подростка забрались на сеновал к Беловым. Чтобы родители случайно не обнаружили их, Толик показал укромный закуток в сене. Забрались в нору и заснули. Во сне Маринка перекатилась на сторону парня и прижалась к нему. Белов сразу проснулся. Обнаружив, что подружка спит, долго не решался пошевелиться. А потом осторожно положил руку ей на плечи и заснул.

Часа через два Марина проснулась, но ничуть не смутилась, обнаружив, что спит в объятиях Толика. Парень тихонько посапывал во сне. Девушка осторожно высвободилась из его рук. Прислушалась к тишине. Затем выбралась из норы в сене вместе с рюкзаком. В доме Беловых стояла тишина. Ушакова старательно отрясла сено с одежды и вычесала его расческой из волос. Села возле воротниц и в щель посмотрела на улицу – на дворе стоял белый день. В огороде пропалывала лук старшая сестра Толика, Нина. За спиной раздалось тихое:

– Доброе утро. Пока Нинка в огороде, я тебе крем притащу. Сиди здесь. Потом я ее отвлеку, а ты огородами домой беги, чтоб никто не видел. Я через полчасика к тебе приду. – Он пришел уже одетый в рубашку. Принес наполовину использованный тюбик тонального крема и коробку с актерским гримом: – Держи!

– Как им пользоваться?

– Разберемся! У тебя будет пять минут, чтобы скрыться незамеченной.

Дома Беловых и Ушаковых находились через дом друг от друга. Соседки, тетки Анны Пахомовой, в огороде не было. Зато со стороны улицы раздавался ее басовитый голос. Это значило, что Анна опять с кем-то лясы точит и это надолго. Пахомова мало говорить не любила. Толик выбрался на улицу и закричал:

– Нин, что поесть можно? Я голодный, как собака!

Сестра ответила:

– Сам не можешь в печку заглянуть?

– Не могу, руку растянул. Боюсь, пролью весь суп.

Нина выругала брата, распрямила затекшую спину и пошла к дому:

– Пойдем, горе мамино! Что-то вы сегодня рано явились.