Небо Мадагаскар - Оганес Мартиросян

– Печорина вспомнила.

– Да. Он черен, поэтому ему нет места среди белых.

– Как проходит ваш день?

– Кофе, сигареты, прогулка, работа за нетбуком или смартфоном.

– Много в день пишете?

– Нет, редко такое, две-три страницы.

– Близок ли вам Есенин?

– Трудно сказать, поэмы после революции очень круты у него. Видимо, небо раздвинулось в 1917 году и стали возможны открытия и откровения. Там есть место и космосу.

– Космос – это ведь то, что вырвалось из головы человека?

– Да, скорее всего, и не исключено, что он вернется обратно.

– В уменьшенном виде?

– Он пасся.

– Есть советы писателям?

– Писать о том, что не знаешь. Там возможны открытия.

– Писатель – Колумб?

– И он.

– А как же тогда уничтожение индейцев?

– Бумага была исписана?

– Да, потому что – стерка.

– Ластик?

– Конечно, да.

– Стирание красной пасты?

– Восстание против учителя.

– Именно. Хорошо.

– Не геноцид. Никак. И последний вопрос: чей Карабах?

– Он всех.

– Благодарю вас. Ваше интервью выйдет в газете или как предисловие к книге.

– Хорошо.

– До свидания.

Они встали и пошли в разные стороны, исчезли из вида друг друга. Мага зашел в кафе и заказал кружку пива. Сделал глоток и задумался, пока к нему не подсели парень и девушка. Они представились именами Андро и Осень. Тоже выпили пива.

– Что за пиво? – спросил Андро.

– Краснодарское, – молвил Мага.

– Ну а у нас немецкое.

– Хорошо.

– Это да, – согласился Андро.

Осень улыбнулась и сделала глоток пива.

– Карабах – это черепаха, – сказала она.

– Морская? – спросил Андро.

– Конечно. Она на поверхности моря.

– Она не перевернута? – поинтересовался Мага.

– Нет. Зачем? Но была. И ее хотели зажарить и съесть.

– Кошмар, – сказал Мага на слова Осени.

Осень взяла чипсы и сухарики, положила их на середину стола и предложила всем есть.

– Карабах мужского пола, – продолжила Осень, – когда он найдет себе самку и спарится с ней, вскоре десятки Карабахов распространятся по всему миру.

– Страшно, – промолвил Мага.

– Это только начало, – проговорил Андро.

Они продолжили пить, разомлели и раскраснелись, стали ужасно молодыми и честными, стали вынимать деньги из карманов и совать их друг другу в руки. Даже вставать иногда и обниматься. Пожимать руки друг другу. Пить из чужих бутылок, хотя слово «чужие» стало чужим и лишним. Мага зачитывал куски из романа, Андро слушал, Осень скучала. А вообще были будто на сцене, будто сотни людей смотрели на них. Всем было хорошо, ракеты не падали, бомбы не взрывались. Пули – пчелы – не дарили кровь, то есть мед, из постоянных тел.

– Мед, мед, мед! – спела и воскликнула Осень.

– Мед течет по жилам, а пчелы его выпускают наружу, – отметил Андро.

В это мгновение в дверях показался мужчина, представился Маге Николом и сел с ними за стол.

– Это наш друг, – произнес Андро.

Никол взял азербайджанский коньяк и разлил его в рюмки.

– После пива можно коньяк, – сказал он.

– Ты тоже пил пиво? – спросил его Мага.

– Ну, было дело вначале.

Парни продолжили пить, а Осень закружилась по залу.

– Я Осень, – шептала она, – вы видите не девушку, нет, перед вами прохлада, дождь, листопад. Вот так вот. Нам всем светло. Ведь облако – это парус, а молния – это мачта.

Мага глотал коньяк, делал небольшие глотки, впитывал небеса и гром, впускал рычание «КамАЗа» себе внутрь. «Озвереть можно запросто, только надо понять, какие насекомые – это безумие, а какие – психическое здоровье, какие животные – солнце, какие – луна, а какие – земля. И надо делить людей и их сознание на кастрюлю и крышку». Мага сделал еще глоток, сощурился, вздрогнул и посмотрел на Андро. Тот сидел в телефоне. На какое-то мгновение Маге показалось, что он видит, как файлы летят из головы в смартфон и обратно, будто wi-fi работал, связывая сознание Андро и телефона.

– Мне кажется, – сказал Мага.

– Что? – вопросила Осень.

– Связь.

– Ничего подобного, – молвил Андро и убрал телефон.

Осень села за стол и сказала:

– Умирать – это девятнадцатый век.

Все рассмеялись, а потом задумались. Стали думать над этим. Мага даже выдернул заусенец и смочил слюной ранку.

– Что ты делаешь? – спросила его Осень.

– На автомате, – ответил Мага.

– Понятно. Не делай так. Зараза, и все дела, – молвила Осень.

– Здесь можно курить? – задал всем вопрос Мага.

– Думаю, да, – предположил Никол.

Мужчины закурили и начали пускать дым, похожий на посмертную маску Бродского. «Ну а что, Бродский столько курил, что превратился в конце концов в сигаретный дым и стал небом, тучами над головой, каплями дождя, которые заправляют в электронные сигареты и курят каждое стихотворение Бродского по отдельности».

– Почему все молчат? – поинтересовалась Осень.

– А что говорить? Мы в Карабахе, – ответил Никол.

– Этим все сказано? – спросил Андро.

– Конечно, – промолвил Мага.

– Здесь решается все.

Все выпили по коньяку и посетили Азербайджан по отдельности, кусками, теплом, лицом. Каждый надел на себя Баку и прошелся по его улицам в людях, в банках, в машинах. «Хорошо плавить лбом Азербайджан, как стекло, потому что сок винограда и граната течет тебе в рот».

– Коньяк – замечательный просто, – произнес Мага и щелкнул языком.

– На то и рассчитан, – молвил Никол. – Коньяк – это то, что внутри и снаружи бутылки. Даже над ней.

– А почему Адамов покончил с собой? – спросил Мага.

– Кто это? – спросила Осень.

– Он уперся в стену, разделся до отсутствия себя и перешел преграду, – объяснил всем Андро.

– Ясно, я поняла. И мне пришла в голову мысль, есть два жанра литературы – мир и война. Есть книга мир, есть книга война.