Мораторий на крови - Марк Фурман

– Теперь уж в последний раз. – Его старший напарник ощупал путы на ногах смертника. – Многих, Серега, я тут перевидал, а такое вижу впервые. Небось вспомнил тех, кого трахал и убивал…

Едва надзиратели вышли из комнаты, как картина на стене отошла вбок, за ней в казавшейся гладкой стене открылось круглое отверстие. Одновременно, прикрывая дверь, из-под потолка опустился вниз зеленоватый занавес пулеулавливателя.

В затылок Милославского уперся ствол пистолета с глушителем. Негромким хлопком, подобно звуку петарды, грянул выстрел. В тишине тело Милославского, повисшего на шнурах, сотрясли судороги. В комнату вошел врач. Оттянув веки, осмотрел зрачки, прижав ладонь к шее, кончиками пальцев прощупал сонную артерию. Затем, приоткрыв окошко в стене, что-то сказал.

За окошком стрелявший громко выругался, оно захлопнулось. Врач вышел. Через минуту оконце вновь открылось, мгновением спустя раздался второй выстрел в голову – контрольный.

5

После расстрела Милославского Благов прошел в дежурную часть, раскрыл оперативный журнал, в который следовало внести с указанием времени все происшедшее за минувшие сутки в централе. Его суточное дежурство сразу началось с ЧП, когда вчера, около десяти утра, зэк Пестриков из камеры 12-В вскрыл вены на руке заточенным черенком от ложки. Был вызван дежурный врач, окровавленного, закатывающего глаза зэка отправили в медчасть. Около двенадцати ночи изъято два письма, их из окна камеры четвертого этажа лагерной почтой на шнурках переправляли на второй. На клочках бумаги удалось прочесть грозное напоминание «вора в законе» Толи Рязанского по долгам тюремного общака. Послания изъяты, оставлены для передачи «куму» – начальнику оперчасти Стукашову. Наконец, самое главное, утренний расстрел Милославского час назад. Об этом надо бы поподробнее, и сразу вопросы: писать ли о втором выстреле? О том, что при расстреле маньяка исполнявший акцию старшина Пелипенко использовал два патрона из еще послевоенного «ТТ», и не хватило патронов для расстрела террориста Дамзаева? Хотя по казни террориста проблема только во времени, и дежурка, отъехавшая за редкими боеприпасами, уже в пути…

Покончив с записями в казенном гроссбухе, Благов закурил, прикидывая, куда отправится после дежурства. Еще вчера он созвонился с Ниной Печерской, врачом-стоматологом их медчасти. И хотя все зубы у него, благодаря заботам той же Печерской, были в идеальном состоянии, следовало переключиться от тягот службы на нечто более приятное.

Весь вопрос состоял теперь в том, что купить: шаловливое шампанское или все-таки надежный коньяк? Нина, как и он, предпочитает крепкие напитки…

Едва он распорядился о подготовке второй расстрельной акции по террористу Дамзаеву, как раздался телефонный звонок. Звонили из областного УИНа, он узнал по голосу майора Титаренко из отдела собственной безопасности.

– Ознакомился, Трофим Валентинович, с факсом? – с места в карьер спросил Титаренко. – Обзваниваю всех, Москва на проводе.

– Только вошел, с минуту как закончил обход зоны перед сдачей дежурства, – не выпуская из руки трубку, Благов ринулся к факсу.

– Надо бы за себя помощника оставлять, – сухо посоветовал Титаренко. – Там правительственный указ о моратории на смертную казнь за подписью президента. Он вводится сегодня с утра. Распишись в получении, немедленно поставь в известность начальника централа. У вас ведь нынче двое были на очереди?

– Одного, секс-маньяка, мы с полчаса как отправили в расход. Хотели еще ночью осуществить акцию, но оставили на утро.

– Да, тут вы поторопились. – Титаренко недовольно повторил: – Надо бы за себя помощника оставлять. Что ж, сообщу начальству, хоть второго не трогайте. Мораторий, верно, уже и до Владивостока добрался, а Тригорск рядом со столицей до сих пор в неведении пребывает.

Столь неожиданный звонок Титаренко поставил Благова в тупик. Выходит, оторвись он на минуту от щей со свининой и прочти факс, Милославский избежал бы расстрела! Теперь надо и о втором выстреле внести запись в журнал. Да, день начался явно неудачно, совсем не ко времени пришел этот президентский указ. Подполковник набрал сотовый номер начальника централа Папуши, доложил об исполнении запланированного расстрела маньяка Милославского, факсе из УИНа и столь неожиданно свалившемся, как снег на голову, правительственном моратории.

– Выезжаю, – коротко отозвался Папуша. – Всем оставаться на местах, немедленно подними по тревоге моих замов и начальников отрядов.

6

Вернувшись в оружейку после расстрела Милославского, Пелипенко отпер сейф, швырнул на полку теперь уже ненужный «ТТ». Острое чувство досады охватило его. Обычно, чтобы снять стресс, расслабиться после акции, он сразу чистил пистолет. Это стало традицией, едва ли не священным ритуалом.

«Ну и влип ты, Ванька-а-а, – подумал он, – похоже, стареешь. Пора, наверное, на пенсию. Конечно, невелика государственная благодать, но на хлеб, молоко да табачок наберется. А там съеду на дачу, внука Сережку прихвачу, огородом займусь…»

Еще час назад все казалось привычным и устоявшимся. Предстояло ликвидировать двоих, и у него оставалось всего два патрона к «ТТ», по одному на каждого. Проверенный надежный «туляк» сбоев не давал. Он гордился этим, вот и в работе – по саду ли, дому – гвоздь в доску вгонял с одного удара. Однако поди догадайся, что у насильника Милославского окажется столь толстый череп…

– Судмедэксперт сказал, что первая пуля, пробив затылочную кость толщиной до двух сантиметров, почти прошла сквозь полушарие мозга, остановившись в лобной доле, – сообщил ему после вскрытия врач централа. – Но насильник не скончался. Вот тут, Иван, и потребовался второй выстрел….

И кто мог предугадать, что, пока дежурная машина мчалась в пятую колонию на другой конец города за патронами для «ТТ», в централ свалится столь неожиданный факс о моратории? Возможно, полковник Папуша, начальник централа, и закрыл бы на него глаза, но особист Титаренко своим контрольным звонком спас террориста Дамзаева от ликвидации. Теперь начальник вне себя, рвет и мечет. Конечно, он, как все устаканится, потребует объяснений от подчиненных, и прежде всего от него – Пелипенко.

– Что ж, если с террористом, мать его ети, произошел прокол, пора подумать о себе. Традиции надо чтить. – Пелипенко вновь открыл сейф. Рука его дрогнула, коснувшись рукоятки теперь ненужного пистолета, уверенно нащупав в глубине металлического ящика бутылку водки.

Залпом осушив стакан «беленькой», Пелипенко зажевал водку прихваченным из дома самолично приготовленным салом с чесноком. Едва он убрал бутылку и стакан, как в дверь постучали. И тотчас за стуком на пороге возник доктор Пирожков, которого за глаза все в централе называли Пирожком.

– Грустишь, Иван? – участливо спросил он. – Вот и я переживаю. Теперь понятно, отчего этот Милославский тьму девчат уложил. Череп-то у него необычный, толщиной, что танковая броня, в медицине это болезнью Педжета называется. А мозг – маленький, недоразвитый, ему в таком черепе было явно тесновато.