Воин Доброй Удачи - Р. Скотт Бэккер

– Нытик! – прошипел голос.

Последовали три глухих удара, каждый из которых сопровождался устрашающим звуком разрезаемой плоти.

Задыхающийся, удушливый хрип пронзенных легких. Звук каблука, скребущего по коре дерева, – слабый пинок.

А потом – ничего.

Ядовитый туман, казалось, наполнил волшебника, распространяясь от его живота к рукам и ногам, – это было что-то, что одновременно обжигало и охлаждало. Не раздумывая, он вернулся на свое место рядом с Мимарой и закрыл глаза, притворяясь спящим. Шум, который издавал лорд Косотер, поднимающийся обратно на свою платформу, казался ему оглушительным громом. Акхеймион едва удержался, чтобы не поднять руки, защищаясь от этого звука.

Несколько мгновений он просто дышал, стараясь отгородиться от того, что произошло – от убитой жизни, которая плакала под ним. Он сидел и слушал, как это происходит. А потом притворился, что спит. Он сидел и смотрел, как убивали мальчика во имя его лжи… Лжи волшебника, который играл в бенджуку, сделав фигуры из людей.

Одержимости.

Сила, сказал себе Акхеймион. Вот это! Вот чего требует от него судьба… Если его сердце еще не ожесточилось до состояния кремня, он знал, что это случится еще до того, как закончится это путешествие. Невозможно убить так много людей и все еще заботиться о них.

Ждет ли его провал или успех, он станет чем-то меньшим, чем человек. Чем-то опасным.

Как капитан.

* * *

Утром об убитом не было сказано ни слова. Даже Мимара не осмеливалась заговорить о нем, потому что зверство было слишком явным и произошло слишком близко. Они просто грызли завтрак и смотрели в разные стороны, пока кровь Хамерона высыхала на бревнах его платформы, превращаясь в запекшуюся корку. Даже Сарлу, казалось, не хотелось нарушать тишину. Если они и обменивались взглядами, то Акхеймион находил присутствие лорда Косотера слишком угнетающим, чтобы следить за этим.

Тот факт, что все молчали – в том числе и о Каменных Ведьмах и их нападении, – говорил обо всем: новообретенная вера капитана в правила не очень-то устраивала его людей. Отряд возобновил свой марш через густой лесной мрак, почему-то более пустынный, более потерянный и не защищенный из-за отсутствия всего лишь двух душ.

Они снова двинулись по касательной к горам, вниз, так что идти стало и легче и одновременно тяжелее для коленей. Какое-то время они шли вдоль берегов быстротекущего притока и, в конце концов, пересекли его там, где он струился по усеянной валунами отмели. Вязы и дубы казались еще более огромными. Путники пробирались по импровизированной тропинке между стволами – некоторые из них были такими огромными и седыми, что казались, скорее, элементами рельефа, а не деревьями. Все их нижние ветви были мертвы, лишены коры. Несколько ярусов таких веток лучами расходились от ствола в разные стороны, создавая что-то вроде «скелета» кроны под самой кроной, покрытой листьями. Всякий раз, когда Акхеймион поднимал на них взгляд, они напоминали ему сетки черных вен, извивающиеся и разветвляющиеся на фоне более высоких полотен сияющего на солнце зеленого цвета.

По мере того как день клонился к вечеру, расстояние между путниками, казалось, увеличивалось. Это стало заметно, когда Поквас и Галиан, делая все возможное, чтобы держаться подальше от Сомандутты, обнаружили, что приблизились к Акхеймиону и Мимаре. Некоторое время они шли в настороженном молчании. Поквас тихо напевал какую-то мелодию – из своего родного Зеума, решил Акхеймион, учитывая его странные интонации.

– В таком случае, – наконец решился заговорить Галиан, – к тому времени как до нас доберутся голые, он будет просто сидеть на куче костей.

Нансурец говорил, ни на кого не глядя.

– Да, – согласился Поквас. – Наших костей.

Казалось, они не столько искали понимания, сколько признавали то, что уже существовало. Если что и доказывает, что люди рождены для интриг, так это то, что заговоры не требуют слов.

– Он сошел с ума, – сказал Акхеймион.

Мимара рассмеялась – звук, который старый волшебник счел шокирующим. Со времени нападения Каменных Ведьм и их неудачной засады девушка казалась погруженной в молчаливые размышления.

– Сошел с ума, говоришь? – спросила она.

– Никто не пережил таких троп, – сказал Галиан.

– Да, – фыркнул Поквас. – Но ведь ни у кого нет домашнего животного – нелюдя.

– Здесь все перевернуто вверх дном, – ответил Галиан. – Ты же знаешь. Сумасшествие – это здравый смысл. Здравый рассудок – это сумасшествие.

Бывший нансурский солдат пристально посмотрел на Акхеймиона.

– Так что же нам делать? – спросил тот.

Некоторое время взгляд Галиана блуждал по окружающему мраку, а затем вернулся обратно.

– Это ты мне скажи, волшебник…

В его голосе слышались гнев и решимость задавать трудные вопросы. Маг обнаружил, что его взгляд столь же пронзителен, сколь и тревожен – он требовал честности от собеседника.

– Каковы шансы, что такой маленький отряд сможет найти твою драгоценную сокровищницу? А?

Именно тогда Акхеймион понял, что противостоит этим людям. Сумасшедший или нет, лорд Косотер не выказывал никаких признаков колебания. Во всяком случае, его последние безумные поступки свидетельствовали о новой решимости. Друзу не хотелось признавать этого, но Хамерон был для него обузой…

Старый волшебник поймал себя на том, что отгоняет мысли о Келлхусе и о его способности приносить в жертву невинных.

– Мы едва достигли Края, – воскликнул Поквас, – и уже на три четверти мертвы!

Краем, вспомнил волшебник, скальперы называли границу страны шранков.

– Как я и сказал, – ответил Галиан. – При таких темпах.

– Как только мы покинем Меорнскую пустыню, – заявил Акхеймион со всей уверенностью, на какую был способен, – мы двинемся вслед за Великой Ордалией. Наш путь будет расчищен для нас.

– А сокровищница? – спросил Галиан с какой-то хитрой настойчивостью, которая не понравилась волшебнику. – Она такая, как ты говоришь?

Акхеймион чувствовал, что Мимара наблюдает за ним сбоку. Он мог только молиться, чтобы ее взгляд не был слишком откровенным.

– Вы вернетесь принцами, – пообещал он.

* * *

Клирик был первым, кто услышал крики. Звук был отдаленным, тихим, как хриплое дыхание старика. Они переглянулись, чтобы убедиться, что все это слышали. Земля была изрезана извилистыми склонами и оврагами, но как бы ни был склон крут, кроны деревьев над ними оставались нетронутыми, и ничто, кроме тусклого дождя золота и зелени, не просачивалось на лесную подстилку. Это делало почти невозможным определение расстояния, не говоря уже о направлении криков. Затем они услышали раскат грома, слишком неестественный, чтобы быть чем-то иным, кроме магии. Все скальперы смотрели на Клирика – рефлекс, порожденный предыдущими тропами, подумал Акхеймион.