Воин Доброй Удачи - Р. Скотт Бэккер

Невидимые глотки выли и лаяли вдалеке – это была его вторая аудитория.

– Вы думаете, что в этих низких вещах живут тайны, что истина кроется в пальцах ног, которые вы обрубаете, в струпьях, которые вы срываете! Вы маленькие и поэтому кричите: «Откровение! Откровение скрывается в малом! »

Черный взгляд устремился на Акхеймиона – и задержался на нем на один-два удара сердца.

– Это не так.

Эти слова, казалось, глубоко ущипнули старого волшебника за живот.

– Откровение ездит на задворках истории… – сказал Клирик, устремив взгляд на дугу горизонта, на бесчисленные мили дикой природы. – Какие чудовищные вещи! Гонка… Война… Вера… Истины, которые движут будущим!

Инкариол посмотрел вниз на своих собратьев-скальперов, на своих благоговейных просителей. Даже Акхеймион, который жил среди кунуроев, как Сесватха, обнаружил, что смотрит на них с ужасом и тревогой. Только капитан, который просто наблюдал за Космами с мрачным раздумьем, казался невозмутимым.

– Откровение возвращается в прошлое! – воскликнул нелюдь, склонив голову к заходящему солнцу. – И оно не скрывается… – Свет особенно ярко подчеркнул все звенья и пластины его кольчуги, так что он казался облаченным в струйки пылающего огня.

Инкариол. Он казался чем-то удивительным и ненадежным, ишроем и беженцем одновременно. Века вливались и вливались в него, переполняя его края, разбавляя то, чем он жил и кем он был, пока не остался только осадок боли и безумной глубины.

Солнце багровело на фоне далеких вершин, неохотно зависая – или так только казалось – и опускаясь лишь тогда, когда наблюдатели моргали. Какое-то мгновение оно скакало по белому железному изгибу горы, а затем, словно золотая монета, скользнуло в высокие каменные карманы.

Тень мира поднялась и опустилась на них. Сумерки.

Все взоры обратились к неровной дугообразной линии деревьев, к хрюкающей тишине, опустившейся вдалеке. Люди увидели, как первые шранки, совсем бледные, выползли из-под деревьев, словно насекомые, обнюхивающие воздух… Дикое крещендо прорезало все вокруг, прерываемое стоном сигнальных рогов.

А потом все завертелось в бешеной спешке.

* * *

Шранки напали, как нападали всегда, ничем не отличаясь от первых голых орд, которые хлынули через поля Пир-Пахала в ту эпоху, когда далекая древность еще вовсе не была древностью. Они шли по склону срубленных деревьев, скользили между стволами, мчались по заросшим хиной землям. Они прошли через частокол ворот, толпясь в древних дворах, оплетая разрушенный контур стены скрежещущими зубами и грубым оружием. Они летели и летели, пока не превратились в текучую жидкость, струящуюся и разбивающуюся, выплевывающую бесконечные брызги стрел.

Сине-фиолетовое вечернее небо исчезло в небытии, оставив лишь звездный купол ночи. Гвоздь Небес сверкал в безумных глазах, сверкал в зубчатом железе. Скальперы сгрудились за теми немногими щитами, что у них были, выкрикивая проклятия, в то время как Клирик и волшебник стояли на беспорядочной вершине стены.

Внизу все кричало о разрушении. Одноцветное безумие. Люди задыхались от вонючего дыма и продолжали смотреть, зная, что они стали свидетелями чего-то более древнего, чем народы или языки, чем маг Гнозиса и маг Квуйи, поющие невозможными голосами, размахивающие широко расставленными руками и раскаленными тенями. Они видели, как светятся руки, раздающие невозможное. Видели свет, исходящий из пустого воздуха. Видели тела, разбросанные по земле, искромсанные и сожженные. Больше всего было сожженных – вскоре вся земля вокруг превратилась в хрустящий уголь.

Инкариол говорил правду… Это было величественное зрелище, достойное погребального костра.

Откровение.

Глава 2

Истиульские равнины

Все веревки становятся короткими, если натягивать их достаточно долго. Все будущее заканчивается трагедией.

    Кенейская пословица

Мы скрываем от других то, чего не можем вынести сами.

Так люди делают расчеты из фундаментальных вещей.

    Хататьян «Проповедь»

Весна,

20-й год Новой Империи (4132 год Бивня),

Верхние Истиули

Сакарпцы рассказывают легенду о человеке, у которого в животе было два щенка, один обожающий его, а другой дикий. Когда любящий щенок тыкался носом в его сердце, он становился радостным, как отец новорожденного мальчика. Но когда другой впивался в него острыми щенячьими зубами, он приходил в отчаяние от горя. В те редкие моменты, когда собаки оставляли его в покое, он совершенно бесстрастно говорил людям, что обречен. Блаженство, говорил он, можно пить тысячу раз, а стыд перережет тебе горло только однажды.

Сакарпцы называли его Кенсоорас, «между собаками», и с тех пор это имя стало означать меланхолию страдающих склонностью к самоубийству.

Варальт Сорвил определенно находился «между собаками».

Его древний город был завоеван, а знаменитые хоры этого города разграблены. Его любимый отец был убит. И теперь, когда он оказался в ужасном рабстве аспект-императора, к нему обратилась богиня, Ужасная Мать Рождения, Ятвер, в обличье его смиренного раба.

Поистине Кенсоорас.

И вот теперь кавалерийский отряд, который был его клеткой, отряд Наследников, был созван из-за опасности войны. Группа юных заложников, составлявшая его, уже давно опасалась, что их отряд – не что иное, как декорация, что им заморочат головы, как детям, в то время как люди Ордалии сражаются и умирают вокруг них. Они без конца докучали этим своему капитану, кидрухилю Харниласу, и даже обратились к генералу Кайютусу – без видимой пользы. Несмотря на то что Наследники шли вместе с врагом своих отцов, они были столь же мальчишками, сколь мужчинами, и поэтому их сердца были отягощены неистовым желанием доказать свою храбрость.

Сорвил не был исключением. Когда, наконец, пришло известие об их выступлении в поход, он ухмыльнулся и издал победный клич так же, как и остальные – как мог он этого не сделать? Взаимные обвинения, как всегда, обрушились потом.

Шранки всегда были великими врагами его народа – то есть еще до прихода аспект-императора. Сорвил провел большую часть своего детства, тренируясь и готовясь к битве с этими созданиями. Для сына Сакарпа не могло быть более высокого призвания. «Убил шранка, – гласила пословица, – родил человека». Мальчишкой он проводил бесчисленные ленивые дни, размышляя о воображаемой славе, о мозговитых вождях, об уничтожении целых кланов. И он провел столько же напряженных ночей, молясь за своего отца всякий раз, когда тот выезжал навстречу зверям.

Так что теперь, в конце концов, он собирался ответить на вечную тоску и начать ритуал, священный для его народа…