Воин Доброй Удачи - Р. Скотт Бэккер

Мамулечка!

– Тебе не следует, – сказала она, наклонившись к самому его уху. – Он же твой дядя. Более того, он – шрайя. Это грех – выступать против шрайи, разве ты не знаешь?

Кельмомас боролся с ней, пока она не прижала его к себе.

– Но он против тебя! Против отца! Разве это не гре. .?

– Хватит. Хватит. Главное, Кел, чтобы ты никогда не говорил таких вещей. Ты – принц Империи. Анасуримбор. Твоя кровь – это та же самая кровь, что течет в жилах твоего дяди…

«Дунианская кровь… – прошептал тайный голос. – То, что возвышает нас над животными».

Как мать.

– Ты понимаешь, что я тебе говорю? – продолжала благословенная императрица. – Понимаешь, что думают другие, когда слышат, как ты выступаешь против своей собственной крови?

– Нет.

– Они слышат распри… раздор и слабость! Ты подбадриваешь наших врагов своими разговорами – понимаешь меня, Кел?

– Да.

– Мы пережили ужасные времена, Кел. Опасные времена. Ты всегда должен использовать свой ум. Всегда должен быть осторожен…

– Из-за Фанайяла, мама?

Эсменет крепко прижала ребенка к груди, а потом оттолкнула его.

– Из-за многих вещей… – Ее взгляд внезапно стал отсутствующим. – Смотри, – продолжила она. – Мне нужно тебе кое-что показать.

С этими словами правительница встала и, шелестя шелковым одеянием, пересекла спальню, остановившись перед фризом на дальней стене, где одно над другим громоздились изображения мифологических сюжетов.

– Твой отец возвел два дворца, когда перестраивал Андиаминские Высоты, – сказала Эсменет, указывая на солнце, косо светившее сквозь незастекленный балкон. – Дворец света… – Она повернулась, встала на цыпочки и наклонилась вперед, чтобы посмотреть на верхнюю панель мраморного фриза, а потом нажала на самую нижнюю звезду созвездия, которого Кельмомас никогда раньше не видел. Где-то в комнате что-то щелкнуло. Принц Империи буквально зашатался от головокружения, настолько поражены были его чувства. Мраморно-позолоченная стена просто отвалилась и устремилась вниз, вращаясь на идеальной центральной петле.

Свет просачивался в открывшийся черный проход лишь на несколько футов.

– И дворец теней, – закончила фразу Эсменет.

* * *

– Твой дядя, – сказала мать. – Я ему не доверяю.

Они сидели там, где всегда сидели, когда императрица принимала свое «утреннее солнце», как она это называла: на диванах, установленных в самом центре Священных Угодий между двумя высокими платанами. Высоко в голубом небе плыла тонкая вереница облаков. Императорские покои окружали их со всех сторон. Галереи с колоннами вдоль земли и веранды на верхних этажах, некоторые с развернутыми балдахинами, – все они образовывали широкий мраморный восьмиугольник, придававший Угодьям их знаменитую форму.

Телиопа сидела рядом с Эсменет на расстоянии, которое предполагало близость между матерью и дочерью, но на самом деле было результатом непонимания девочкой тех правил, которые регулировали близость. Ее лицо, как всегда, было бледным и осунувшимся – кожа натянулась на ее костях, как ткань палатки на колышках. На ней было что-то похожее на несколько роскошных мантий, украшенных цветастыми узорами, а также десятки брошек с драгоценными камнями, расположенных вдоль рукавов обеих рук. Тени деревьев колыхались вокруг нее, так что она казалась постоянно освещенной отраженным солнечным светом.

Ее мать, одетая только в утренний халат, выглядела просто и темновато по сравнению с ней – и оттого казалась еще более красивой. Кельмомас играл в соседнем саду. Мальчик начал строить стены и бастионы перепачканными пальцами – небольшой комплекс земляных сооружений, которые он мог уничтожить, но быстро остановился, когда обнаружил поток муравьев, ползущих от черной земли к выложенной синей плиткой дорожке. Их были сотни, и он начал казнить их, одного за другим, отрубая им головы ногтем большого пальца.

– Ч-что ты подозреваешь? – спросила его сестра сухим, как воздух, голосом.

Долгий вздох. Рука матери, потянувшаяся к ее усталой шее.

– Что он каким-то образом стоит за этим кризисом с ятверианцами, – ответила императрица. – Что он намерен использовать это как предлог для захвата Империи.

Из всех игр, в которые он играл, это была та, которую юный принц Империи любил больше всего: игра в то, чтобы постоянно быть в центре внимания своей матери, в то же время ускользая от ее внимания. С одной стороны, он был таким печальным маленьким мальчиком, опустошенным, страдающим от трагической потери своего брата-близнеца. Но он был всего лишь маленьким мальчиком, слишком маленьким, чтобы что-то понимать, слишком погруженным в свою игру, чтобы по-настоящему слушать. Было время, не так давно, когда она отослала бы его прочь во время подобных бесед…

Настоящих бесед.

– Понятно, – сказала Телиопа.

– Ты не удивлена?

– Я не уверена, что удиввление – это та страсть, которую я могу чувствовать, мать.

Даже наблюдая за происходящим со стороны, Кельмомас видел, что лицо Эсменет помрачнело. Маленький мальчик знал, что это беспокоило ее – как восполнить то, чего не хватало ее детям. Возможно, именно поэтому он не презирал Телиопу так, как эту шлюху, Мимару. Материнские чувства к Телли всегда будут загнаны в тупик неспособностью девушки ответить взаимностью на ее любовь. Но Мимара…

«Когда-нибудь, скоро… – прошептал тайный голос. – Она будет любить тебя так же сильно… Еще! »

– Ты совещалась с от-отцом? – спросила Телиопа.

Его сестра умела читать по лицам. Она должна была так же легко, как и он, увидеть смущенное горе матери. Неужели у Телли не хватает духу горевать и об этом? Кельмомас никогда ничего не мог прочесть в своей сестре. В этом она была похожа на дядю Майтанета – только безобидна.

Если бы мать когда-нибудь посмотрела на него такими глазами…

– Дальнопризыватели… – неохотно призналась мать. – Они ничего не слышали уже две недели.

Едва заметная вспышка ужаса осветила бледное лицо Телиопы. Возможно, она все-таки почувствовала удивление – такое же больное, как и ее сердце.

– Что?

– Не бойся, – сказала мать. – Твой отец жив. Великая Ордалия продолжает свое шествие. По крайней мере, в этом я уверена.

– Тогда… тогда что же случилось?

– Твой отец объявил запрет. Он запретил каждому магу, участвующему в Великой Ордалии, под страхом смертной казни вступать в контакт с любой душой в Трех Морях.