Порочная страсть - Колин Маккалоу

– Не обращайте внимания на его выходки, Бен, он нарочно вас задирает, – сказал Нил. – Люс просто ничтожество, болван.

– Он чистое зло, – с усилием выдавил Бенедикт, словно слова эти грызли его изнутри.

– Да и все мы не лучше, если уж начистоту, – спокойно заметил Нил.

Онор поднялась. Нил хорошо ладил с Мэтом и Наггетом, но отчего-то не смог найти верный тон с Бенедиктом.

– Вы выяснили, почему с ужином вышла задержка, Бен? – спросила Лангтри.

На миг монах превратился в мальчишку: глаза его потеплели и, полные чистой, незамутненной нежности, обратились к сестре, молчаливо благодаря за то, что предусмотрительно отослала его с поручением.

– Ужин скоро будет, сестрица, уже совсем скоро!

Онор на мгновение задержала взгляд на его лице, потом повернулась к остальным.

– Пойдемте, Майкл, я помогу вам разобрать вещи. А вам, джентльмены, поскольку ужин сегодня будет позже, думаю, лучше перейти в помещение и надеть рубашки с длинными рукавами, иначе придется весь вечер бить комаров.

Майкл предпочел бы остаться на веранде, посмотреть, как будут держаться обитатели барака в отсутствие сестры, но воспринял ее слова как приказ и последовал за ней в палату.

Все его вещи лежали на кровати, и Майкл начал их разбирать с небольшого ранца. Сестра Лангтри стояла и наблюдала за ним, сложив руки на груди. Вот он достал зубную щетку, драгоценный кусочек грязноватого мыла, табак, бритвенные принадлежности и аккуратно сложил все в ящик шкафчика. Движения его были неторопливы и размеренны.

– Вы хоть представляли себе, куда попадете? – спросила Онор.

– Ну, я видел, как многие парни сходят с ума, но это совсем не одно и то же. Здесь держат людей с психическими расстройствами?

– Да, – сказала она мягко.

Майкл отстегнул от верха ранца скатанное в рулон одеяло вместе с брезентовой подстилкой, достал носки, белье, полотенце, чистые рубашки, брюки, шорты, и перекладывая вещи в шкафчик, заговорил:

– Странно, что в пустыне люди лишаются рассудка в десять раз реже, чем в джунглях. Впрочем, пустыня ведь не сжимается кольцом, не сдавливает, не давая вырваться, так что выжить там намного легче.

– Поэтому тропические джунгли и называют гиблыми… непроходимыми, – согласилась Онор, продолжая наблюдать за Майклом. – Если не хватит полок, здесь есть еще большой шкаф, туда можно убрать остальное. Ключ я держу у себя, так что, когда что-то понадобится, скажите… Знаете, они не так ужасны, как вам могло показаться.

– Ничего, бывало и похуже. – Он едва заметно улыбнулся уголком рта. – Мне доводилось видеть всякое.

– Разве вы не обиделись?

Майкл выпрямился с парой запасных ботинок в руке и посмотрел ей в лицо.

– Война закончилась, сестра, я сыт по горло. Меня в любом случае скоро отпустят домой, так что, в сущности, мне без разницы, где дожидаться приказа. А жизнь здесь намного лучше, чем в лагере, да и климат мягче, чем на Борнео. Я уж и не помню, когда в последний раз спал на сносной постели.

Коснувшись ладонью складок москитной сетки, он усмехнулся и добавил:

– Все удобства, да еще мамочка в придачу! Нет, я не в обиде.

Словцо «мамочка» больно задело Онор. Да как он посмел? Впрочем, время все расставит по своим местам, и он еще поймет, что ошибался. А пока лучше не обращать внимания.

– Но почему же вы не возражали? Насколько я могу судить, у вас нет никакого психического расстройства!

Майкл пожал плечами и склонился над вещевым мешком, где книги занимали, похоже, не меньше места, чем одежда. Онор отметила, что все уложено ловко и умело.

– Наверное, я слишком долго подчинялся бессмысленным приказам, сестрица. Поверьте мне, отправиться сюда – далеко не самое бессмысленное распоряжение из тех, что мне приходилось исполнять.

– Так вы готовы смириться с клеймом психически больного?

Он беззвучно рассмеялся.

– Конечно, нет! С мозгами у меня все в порядке.

Впервые за всю свою долгую медицинскую практику сестра Лангтри действительно не знала, что сказать, и растерялась. Майкл снова потянулся к вещмешку, и тут она наконец нашла повод продолжить разговор.

– О, хорошо, что у вас есть парусиновые туфли! Не выношу грохота ботинок по дощатым полам. – Онор протянула руку и перебрала несколько книг, лежавших на кровати: Стейнбек, Фолкнер, Хемингуэй. – Только американские авторы? Ни одного английского?

– Они меня не привлекают: не понимаю я их, – спокойно ответил Майкл, складывая книги стопкой, чтобы убрать в шкафчик.

И опять отпор, пусть и мягкий. Сестра почувствовала досаду, но решив, что это вполне естественно, поинтересовалась:

– Почему?

– Мне незнаком их мир. Вдобавок я давненько, с тех самых пор, как покинул Ближний Восток, не встречал англичан. Так что книги взять неоткуда. Да и с янки у нас куда больше общего.

Поскольку ее круг чтения составляла прежде всего английская литература и ни одной книги современных американских писателей она даже не открывала, Онор предпочла оставить эту тему и вернуться к главному.

– Вы сказали, что сыты по горло. А можно узнать чем?

Майкл затянул шнур на вещевом мешке, поднял опустевший ранец вместе с поясными сумками и лишь потом ответил:

– Да всем вместе… этой дрянной, непотребной жизнью.

Сестра направилась к шкафу, жестом предложив ему следовать за ней, и спросила:

– Вам не страшно возвращаться домой?

– А чего мне бояться?

Онор отперла шкаф и отступила на шаг, чтобы Майкл мог положить свои вещи на полку, и пояснила:

– В последнее время я все чаще замечаю, что большинство моих пациентов, да и, по правде сказать, коллеги-медсестры, боятся ехать домой. Когда война тянется так долго, все, что было прежде близким и родным, начинает казаться чужим и незнакомым, словно теряешь почву под ногами.

Убрав вещи в шкаф, сержант выпрямился и повернулся к ней.

– Наверное, здесь так и происходит. Ведь госпиталь своего рода дом, где вся жизнь подчинена строгому, неизменному порядку, что дает ощущение стабильности. А вас тоже пугает возвращение домой?

Онор растерянно заморгала, потом неловко улыбнулась и медленно проговорила: