Викинги. История эпохи. 793–1066 - Дмитрий Goblin Пучков

Молодой герой заявляет старшему товарищу следующее:

        «Я хочу половину наследия Хейдрека,

        доспехов, мечей, скота и приплода,

        сокровищ казны, жерновов скрипящих,

        рабов и рабынь с их ребятами вместе,

        и лес знаменитый, что Мюрквид зовется,

        на готской земле могилы священные,

        камень чудесный в излучинах Данпа,

        кольчуг половину, у Хейдрека бывших,

        земель, и людей, и блестящих колец».

Конунг, в свою очередь, весьма удивлен подобным заявлением и отвечает:

        «Сначала расколется щит сверкающий,

        и с холодным копьем столкнется копье,

        и воинов много падет на траву,

        прежде чем Тюрвинг начну я делить

        или дам тебе, Хумлунг, долю наследства».

Итак, начинается междоусобная война, причем такой жестокости и накала, что примерно в середине VI века пропадает примерно на 50 лет, то есть на продолжительность жизни двух поколений, знаменитый «звериный стиль» в отделке различных предметов и оружия: создавать красивые функциональные вещи оказалось банально некому и не для кого. Однако, что характерно, даже столь жестокая междоусобная война, раздиравшая державу Инглингов изнутри, не привела к запустению. Наоборот, появилось очень много укрепленных поселений, потому что сформировалась конкретная опасность, от которой необходимо было обороняться. Надеяться на какую-либо помощь «из центра» больше не приходилось.

В это время (конец VI–VII век) складывается новая эпоха – вероятно, не менее блестящая, чем период правления Инглингов. Это эпоха Венделя. Теперь одно большое вождество скандинавов было поделено на несколько более мелких вождеств, каждое из которых по-своему организовало местные потоки средств. Можно утверждать, что в вендельскую эпоху исподволь формируется эпоха викингов, начавших, естественно, с размахом грабить и резать друг друга.

В окружающем мире тем временем происходит много важных событий – в частности, входит в обиход железный лемех плуга, позволяющий обрабатывать тяжелые земли средней Швеции. Это означает серьезный прорыв и в повседневной жизни, и в историческом развитии территорий, о которых мы ведем речь. Появляется возможность (да и не только возможность, но и прямая необходимость – в силу того, что государство теперь раздроблено) применить абсолютно новый стиль ведения хозяйства: люди начинают селиться на небольших хуторах. Если население хутора составляло, скажем, 50–70 человек, это уже считалось «много». Вот на таких небольших хуторах и жили «могучие бонды» – свободные землевладельцы, являвшие собой низшую ступень территориально-хозяйственной общины. Они были самодостаточны и собирались в рамках родственных связей лишь для решения конкретных проблем: законодательных, военных или просто организационных. Допустим, требовалось вырубить рощу – для этого собирались все, потому что в одиночку такую работу не потянуть. Подобное устройство общества очень важно: во многом именно из него впоследствии и вырастет эпоха викингов.

Появление прочной материальной базы сделало возможным разведение скота в большом количестве, так как его теперь стало легче кормить. Учитывая, что в большей части Скандинавии почвы, пригодной для земледелия, не слишком много и она не особенно плодородна, складывается смешанный тип хозяйства, в основе которого лежит не только обработка земли. Конечно же, люди тратят много усилий и времени на пахоту, ведь это одна из основ средневековой экономики. Но кроме этого, они вынуждены пасти скот (никакой экзотики: как у всех – овцы, козы, коровы) и заниматься ремеслами, в первую очередь морским промыслом – ловлей рыбы – и торговлей. Все перечисленные занятия и составляют смешанный тип хозяйства: это тоже нужно иметь в виду, размышляя о том, что вызвало к жизни эпоху викингов.

Около VII века появляется еще одно важное новшество – парус на лодках. Собственно, парус был известен германцам задолго до этого времени (они не могли не видеть его на чужих судах), но у них доселе не было в нем надобности ввиду ограниченной дальности путешествий. К примеру, переплыть Ла-Манш – 32 км в самой узкой части – можно было и на веслах.

И вдруг появляется парус! Главная причина – в том, что возникает килевой корабль. Одна из самых древних ладей, найденных в Скандинавии и, шире, в северогерманском регионе, – это лодка, обнаруженная в местечке Хьёртшпринг («Прыжок оленя») и датируемая IV–III веками до н. э. Это судно практически без киля, то есть оно представляет собой брус, к которому пришиты доски, составляющие борта; при этом брус не выдается вниз и бортовые доски весьма невысоко выступают над водой. Настолько низкобортную ладью парусом оснащать нельзя, потому что порыв ветра запросто ее перевернет.

Суда из озера Нидам – это рубеж веков, начало I века н. э. Важно, что они сшиты лыком, то есть в досках пробиты дырочки для сшивания, и никаких заклепок нет. А вот суда из Квальзунда (V–VIII века) уже сбиты на заклепках: следовательно, они стали жестче и можно было нарастить борт над водой. Здесь и появляется киль – продольная основа лодки, на которую набирается силовой комплект поперечных ребер-шпангоутов, а уже на них нашиваются доски бортов. Киль, выдаваясь вниз, придавал лодке поперечную остойчивость, что дало возможность поставить на нее парус.

Эти паруса имели примитивную прямоугольную форму (в отличие от, скажем, продвинутого косого латинского паруса), однако со своими задачами вполне справлялись. Скандинавская ладья – как, впрочем, и любой скандинавский и северогерманский корабль – представляет собой простое судно, главной особенностью которого является отсутствие выраженных носа и кормы. Это значит, что для того, чтобы поменять направление движения, корабль разворачивать не надо – достаточно гребцам пересесть лицом в другую сторону.

Корабли имели довольно небольшие размеры. Как правило, длина судна напрямую определялась длиной ствола дуба, годившегося для изготовления киля. Скреплять стволы друг с другом тогда кораблестроители не умели – конструкции получались непрочными. Поэтому киль практически любого судна представлял собой результат обработки цельного дуба после отрубания корневища и верхней части ствола. Знаменитый гокстадский драккар имеет чуть больше 23 м в длину, включая сильно выдающиеся штевни, на которых были установлены головы драконов (собственно, поэтому такие корабли и называются драккарами); драккар «Роскильде 6», датируемый серединой XI века, – порядка 36 м [11 - Шартран М. , Хит И. Викинги. Мореплаватели, пираты, воины / Предисловие Магнуса Магнуссона; пер. с англ. А. Колина. – М. , 2008. ].

Соответственно, чем крупнее корабль, тем больше человек он в состоянии вместить. У гокстадского драккара предусмотрены 32 весельных порта – на 16 пар гребцов; кроме них, на судне могли в то же время присутствовать еще около десяти человек: всего, стало быть, – не более 45 участников плавания. Роскильдский драккар мог принять на борт около 70 человек.