Свет с Востока - Теодор Шумовский

В те беспокойные годы побывали в Шуше английские колониальные и турецкие войска. Рослые сипаи откуда-то таскали на плечах камни, чтобы замостить площадь перед казармой. Турки повесили пятерых спекулянтов, и цены в рассыпанных по городу частных лавках сразу упали, но жизнь от этого счастливее не стала.

Город на четырех реках

Эти слова звучат громко, так уж захотелось. А в действительности через азербайджанский город Агдаш, куда мы переехали в начале 1920 года, протекали четыре канавы. Полуденный летний зной загонял туда буйволов, они блаженствовали в прохладе желтой болотной воды.

Семья наша поселилась на втором этаже большого каменного дома; при доме был сад и просторный двор. По-видимому, некогда в здании помещалась гостиница: на это указывала металлическая вывеска с надписью «Россия», укрепленная над въездом во двор. Теперь дом принадлежал азербайджанцу-извозчику Багишу и его жене Гюли. Кроме нас комнаты у них снимали молодая красивая медичка Розалия Петровна, тайно влюбленный в нее врач Владимир Николаевич с женой Ниной Александровной и отцом Николаем Николаевичем Николаевым. Поодаль во дворе стоял особняк, в котором проживал уездный начальник Шихлинский. Иногда к особняку подкатывал фаэтон, Шихлинский и его домочадцы отправлялись на прогулку.

В городе порой устраивались военные смотры. Солдаты выстраивались в линию, на переднем крае четко выделялись один в голубом мундире, другой – в красном, остальные были кто в чем.

Потом все изменилось: 28 апреля 1920 года Российская одиннадцатая армия во главе с Кировым и Орджоникидзе доставила в Азербайджан Советскую власть. Агдаш наводнили красноармейцы, четырех из них во главе с неким Долговым определили к нам на временный постой. Уездного начальника Шихлинского толпа горожан подняла на руки, раскачала и бросила в канаву.

Как и в Шуше, отец наш и мачеха в это время работали в местном казначействе, позже преобразованном в УФО (уездный финансовый отдел). Вскоре, 1 февраля 1920 года, к ним присоединился мой старший шестнадцатилетний брат Иосиф – в семье достаток был невелик.

Уходя на работу, взрослые оставляли меня, семилетнего, на попечении старшего брата, двенадцатилетнего Казимира. Красивый мальчик с тонкими чертами лица, Казимир (мы звали его «Казик») относился ко мне покровительственно, порой несколько властно. Однажды, в день моего рождения, он увидел за окном двух знакомых девочек, спешивших по двору к нам. «Лезь под кровать! » – скомандовал он мне. – «Зачем? » – «Мы живем бедно, – нетерпеливо ответил Казик – ты ходишь в лохмотьях. Девочки идут поздравлять, но они не должны видеть виновника торжества, тебя, оборванным. Лезь! » Я повиновался и, лежа под кроватью, слышал: нежданные гостьи вошли, спросили, где я. «Он ушел» – сказал брат. «Как жаль» – вздохнули девочки, затем вежливо, на «вы» (Казик был чуть постарше их) проговорили: «Скажите ему, что мы его поздравляем, и передайте в подарок вот это. До свидания». «Это» представляло собой книжку «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях».

Мы с Казиком иногда уходили за город, купались в «речке», то есть в канаве, протекавшей среди редколесья. Но больше этого брат мой любил театр. Он стал деятельным участником самодеятельной детской группы, они ставили на сцене пьесу, из которой Казик часто повторял нравившиеся ему слова: «Ведьма изжарилась и лопнула! » В Агдаше было довольно многочисленное русскоязычное население, поэтому образовался и самодеятельный театр для взрослых. Чаще всего там ставили спектакль «Иванов Павел». Речь шла о гимназисте-неудачнике.

Мать гимназиста просит:

        Павлик, Павлик, занимайся,

        Даром время не теряй.

        Для меня хоть постарайся

        И в носу не ковыряй.

Сын отвечает:

        Надоели мне науки,

        Ни черта в них не понять.

        Просидел насквозь я брюки,

        Не в чем выйти погулять.

Приходит время, Павлику устраивают экзамен.

Учитель математики:

        Разрешите наудачу

        Вы из алгебры задачу:

        Сколько ведер из бассейна

        Можно выкачать портвейна?

Учитель истории:

        А в конце какого века

        Был основан город Мекка?

        А какие папиросы

        Курил Фридрих Барбаросса?

Другие преподаватели своими вопросами такого же рода окончательно добивали несчастного Павла Иванова, он проваливается… под пол сцены. Смех и вздохи зрителей, они расходятся.

…Внезапно Казик заболел: тропическая малярия. Сперва лежал дома, потом брат Иосиф отвел его в больницу. Навещал его, как только освобождался от работы в казначействе, навещал, а однажды в слезах сообщил: Казик умер. Это было в пятницу 5 августа 1921 года. И вот у нас в комнате на двух стульях – гроб, в нем навеки смолкший худенький мальчик с восковым лицом и тонкими скрещенными пальцами.

Едва схоронили Казимира, заболел почти двухлетний сын отца от второго брака Антон. Вновь тропическая малярия, на этот раз ей было присуще стремительное развитие. В пятницу 12 августа 1921 года мы с отцом сидели у постели больного ребенка. Папа страстно молился, просил Бога сохранить жизнь маленькому, неподвижно простертому страдальцу. Антон скончался во время этой молитвы, у нас на глазах.

Отец попросил бакинское начальство перевести его по службе в местность с более здоровым климатом. Ему предложили на выбор два города в южных предгорьях Кавказского хребта, это были Нуха и Шемаха. Отец выбрал второй из них. В первые дни 1922 года мы двинулись из Агдаша к железнодорожной станции Ляки, оттуда поездом до станции Кюрдамир, оттуда молоканин Василий Калмыков взялся довезти нас до места назначения. После ночевки в попутном селении Шарадиль 14 января 1922 года мы въехали в Шемаху. Усталые кони, фургон остановились на длинной и узкой главной улице.

В гостях у шемаханской царицы

Девятилетний, живший детскими впечатлениями, я еще не знал тогда, что новое место жительства определит мой жизненный путь, что именно здесь отыщет меня дело всей моей жизни.

Казалось, череда будничных дней не обещала потрясений, все шло заведенным порядком: отец стал работать финансовым инспектором, брат Иосиф поступил на службу в казначейство. У мачехи появился новый ребенок, она пока не работала. А я, еще не учившийся в школе – дома об этом не говорилось, взрослые были заняты добыванием хлеба насущного – я постепенно знакомился с Шемахой. Этому способствовал Иосиф, единственный оставшийся у меня брат. Вернувшись со службы, он после обеда отправлялся со мной на прогулку по городу. Началом удовольствия было то, что он покупал на улице за сорок копеек фунт местной кунжутной халвы или в частной лавке фунт орехов либо каштанов (о килограммах тогда не знали). Затем, вкушая купленные лакомства, мы не спеша шли, например, к старой, царского времени, военной церкви или разрушенному армянскому храму. Иосиф их рисовал, он был прекрасным рисовальщиком, потом мы возвращались домой. Обзор памятников постепенно расширялся.