Кризис - Джаред Даймонд

* * *

Давайте теперь рассмотрим, в свете недавней истории Финляндии, ту дюжину факторов, которые связаны с исходами общенациональных кризисов (см. Таблицу 1. 2), по аналогии с факторами, имеющими отношение к индивидуальным кризисам (см. Таблицу 1. 1). Среди этих факторов семь оказались благоприятными, один изначально был негативным, но впоследствии изменил полярность, а три отсутствовали, что мешало Финляндии решить ее фундаментальную проблему, то есть справиться с угрозой, исходящей от могущественного соседа.

Семь факторов, связанных с разрешением кризиса и проявившихся в действиях Финляндии, таковы: принятие ответственности (фактор № 2), «возведение забора» (№ 3), сильная национальная идентичность (№ 6), честная самооценка (№ 7), память о неудачах (№ 9), гибкость (№ 10) и общенациональные базовые ценности (№ 11). Начнем с того, что среди государств, обсуждаемых в данной книге, Финляндия является ярчайшим примером принятия ответственности и честной ультрареалистичной самооценки. Последняя оказалась особенно болезненной, ведь войны с СССР погубили, заставили овдоветь, сделали сиротами и оставили без крова большую часть населения Финляндии. Финнам пришлось постараться, чтобы избежать попадания в ловушку жалости и обид, способную парализовать их отношения с СССР. Но они в конце концов приняли реальность: Финляндия – крохотная страна, у нее длинная граница с Советским Союзом, ей не стоит рассчитывать на эффективную поддержку союзников, ответственность за выживание лежит целиком на ней самой, она достаточно сильна, чтобы сопротивляться СССР хотя бы некоторое время и нанести агрессору ощутимый урон, однако ей ни за что не победить соседа раз и навсегда. Финны усвоили свои ошибки предвоенной внешней политики. Они осознали, что единственный способ сохранить политическую независимость заключается в доверии СССР, пускай ради этого придется пожертвовать толикой экономической независимости и свободы слова.

Финляндия хорошо иллюстрирует тезисы о выборочных изменениях и «возведении забора» (фактор № 3). Реагируя на действия СССР после 1944 года, Финляндия отказалась от своей прежней политики, состоявшей в стремлении игнорировать происходящее в Советском Союзе. Она стала проводить новую политику экономического сотрудничества и свободных политических дискуссий с СССР. Но эти перемены были весьма выборочными, поскольку Финляндия оставалась свободной политически либеральной социал-демократией. Такое сосуществование двух, казалось бы, противоположных идентичностей, измененной и прежней, озадачивало и злило многих сторонних наблюдателей, которые придумали уничижительный термин «финляндизация», подразумевал, что Финляндия могла и должна была поступить иначе.

Финляндия демонстрирует исключительно сильную национальную идентичность (фактор № 6), причем в той степени, какой человек, незнакомый с историей Финляндии, вряд ли будет ожидать от крошечной страны, которая в остальном выглядит типично скандинавской. Национальная идентичность и вера Финляндии в свою уникальность опираются на ее прекрасный, но уникально сложный язык, который мало кто пытается изучать; на устную эпическую поэзию, порожденную этим языком («Калевала»); на многовековую историю автономии в царской России, когда у Финляндии имелись собственные администрация, валюта и парламент. Дополнительный вклад в национальную идентичность Финляндии внесли получившие всемирное признание музыканты, спортсмены, архитекторы и дизайнеры. Сегодня финская национальная идентичность также подкрепляется гордостью за свои военные достижения в период Зимней войны. Финны вспоминают о Второй мировой войне именно с гордостью, чего не скажешь о гражданах любой другой страны, за исключением Великобритании [41 - Порой создается впечатление, что России (СССР), кроме как в качестве агрессора, для автора не существует. При этом он сам опровергает это свое заявление далее, рассуждая о том, что одним из поводов для национальной гордости американцев является именно Вторая мировая война. ]. Празднование 100-летия независимости Финляндии в 2017 году подчеркивало, среди прочего, успехи страны в годы Второй мировой войны – ничуть не меньше, чем само обретение независимости в 1917 году. Проводя параллель с Америкой: мы могли бы праздновать наш день независимости 4 июля как день победы во Второй мировой войне, а не день принятия декларации независимости в 1776 году.

Финляндия демонстрирует готовность терпеть первоначальные неудачи и продолжать экспериментировать с поиском выходов из кризиса до обнаружения эффективного решения (фактор № 9). Когда СССР предъявил Финляндии ультиматум в октябре 1939 года, финны не стали предлагать своему соседу экономическое и политическое сотрудничество, к которому впоследствии пришли. Даже сделай тогда Финляндия такое встречное предложение, Сталин наверняка его бы не принял; понадобилось яростное сопротивление в Зимней войне, чтобы он счел за лучшее сохранить независимость Финляндии. А с 1944 года, когда Финляндия признала провал собственной довоенной политики игнорирования СССР и стремления к военному решению, страна приступила к долгим, едва ли не бесконечным и непрерывным экспериментам, дабы определить, какая степень экономической и политической независимости ей доступна и что нужно совершить, чтобы удовлетворить Советский Союз.

Финляндия также демонстрирует гибкость, порожденную необходимостью (фактор № 10). Чтобы развеять советские опасения, Финляндия сделала нечто, немыслимое для любой другой демократии: она осудила и заключила в тюрьму собственных лидеров военного времени; ее парламент принял постановление об отсрочке выборов президента, а основной кандидат на этот пост снял свою кандидатуру; финское правительство призвало прессу прибегать к самоцензуре, чтобы ненароком не обидеть СССР. Другие демократии посчитали эти действия позорными. Но для Финляндии это было именно проявление гибкости мышления: она согласилась пожертвовать «священными» демократическими принципами в той мере, какая требовалась для сохранения политической независимости, «святейшего», если угодно, среди всех принципов. Процитирую биографию Маннергейма: финны преуспели в выборе «наименее ужасного из нескольких очень скверных вариантов».

История Финляндии показывает, как важно верить в базовые ценности, не подлежащие обсуждению (фактор № 11): речь о независимости и свободе от оккупации. Финны были готовы сражаться за эти ценности, хотя и рисковали массовой гибелью населения. К счастью для них, они выжили и сохранили независимость. Увы, универсального правильного ответа здесь нет и, наверное, быть не может. Поляки в 1939 году, югославы в 1941-м, венгры в 1956 году тоже отвергли, соответственно, немецкие (дважды) и советские требования и пытались отстоять независимость, но исход оказался не слишком удачным: все три страны подверглись оккупации и страдали под жестоким игом. Наоборот, Чехословакия в 1938 году, Эстония, Латвия и Литва в 1939-м и Япония в августе 1945 года приняли, соответственно, немецкий, советский и американский ультиматумы, посчитав текущую ситуацию безнадежной для себя в военном отношении. В ретроспективе можно предполагать, что положение Чехословакии и Эстонии не выглядело совсем безнадежным, но что было, то было.

Тем фактором, который первоначально мешал Финляндии, а затем способствовал преодолению кризиса, являлось отсутствие общенационального признания кризиса, постепенно переросшее в консенсус (фактор № 1). На протяжении 1930-х годов Финляндия в значительной степени игнорировала признаки надвигающегося кризиса в отношениях с СССР, а в 1939 году посчитала, что сталинский ультиматум отчасти представляет собой блеф. Но с 1944 года все сходились во мнении («линия Паасикиви – Кекконена»), что финскому правительству следует как можно чаще общаться с советскими политическими лидерами и научиться воспринимать мир с советской точки зрения.