Дед Снегур и Морозочка - Дарья Донцова

– Что здесь происходит? – сердито спросил он. – Эста, где итальянский импресарио? Вокруг одни московские рыла!

Ротшильд вскочила.

– Тим! Как ты узнал, куда я поехала?

– Неважно! – рыкнул актер. – Интересно другое! Кто эти люди? Ты соврала мне о переговорах по поводу гастролей в Риме!

Марта тоже встала, изогнула спину, выставила вперед изящную ногу в лаковом ботфорте и нежно промурлыкала:

– Господин Морков! Ваш визит большая честь для нас! Хотите кофе? Пойдемте со мной.

Обычно у мужчины при виде Карц включаются все первичные половые признаки, но Тим отмахнулся от дочери олигарха, как от осенней мухи.

– Не лезь, когда не просят! Эстер! Отвечай!

– Здравствуй, Тим, – тихо сказала Лена, – не узнаешь?

– Нет, – в запале бросил Морков, потом вдруг вздрогнул: – Вы кто? Эй? Кто?

Димон живо подставил актеру стул.

– Садитесь.

Тим плюхнулся на сиденье.

– Простите, я иногда теряю голову, в особенности если начинаю ревновать. Органически не переношу вранья, мне почудилось, будто… Эстер, кто эта женщина? В сером платье? Ее лицо! Она безумно похожа на Елену, мою трагически погибшую жену.

Гри крякнул, Эстер беспомощно посмотрела на меня, а я покосилась на Чеслава.

– Пойду приготовлю всем кофеек, – проявила совершенно не свойственную ей заботливость Карц и стремглав унеслась.

Марта безошибочно чует носом и всеми остальными частями тела приближающуюся грозу, а находиться в эпицентре торнадо дочь олигарха не любит.

– Я все объясню, – попытался остановить цунами Чеслав, – сделайте пару глубоких вдохов, сейчас вы услышите несколько новостей. Итак, ваша жена не умерла!

Тим взял Эстер за руку.

– Что он несет? Вот моя супруга!

– Речь идет о Елене Кротовой, – объяснил Чеслав, – той, что сидит напротив вас.

Морков стал кусать указательный палец.

– Милый, не волнуйся, – попыталась успокоить его Эстер, – ничего непоправимого не бывает.

Мачо откинулся на спинку стула.

– Это Лена?

– Да, – кивнула Кротова, – я.

– Ты? – переспросил Тим. – Ты? ! Ты! !!

– Скорее принесите воды, – закричала Эстер, – ему плохо!

Актер медленно сполз под стол. Димон ринулся к ящику, где хранится аптечка, и деловито спросил:

– У Морковкина есть аллергия?

– Нет, – ломая пальцы, в один голос объявили первая и вторая жены.

Я подошла к Лене и обняла ее за плечи. Не очень приятно видеть, как супруг вместо того, чтобы обрадоваться твоему воскрешению из мертвых, валится без чувств. Вот уж не ожидала от брутального супергероя боевиков такой слабости.

– Ого, – проворковала Марта, внося в переговорную поднос с чашками и вазочками, – ему поплохело? Ну, пока он очухивается, мы спокойно глотнем кофейку. Эстер, тебе со сливками? Лена, хочешь зефирку?

Беззаботная болтовня Карц оказала живительное воздействие на присутствующих. Жены Моркова взяли чашки. Чеслав и Димон уложили Тима на диван.

Через полчаса актер пришел в себя, переварил невероятную новость, вернулся к столу, сел около Кротовой, обнял ее за плечи и попросил:

– Можешь рассказать, что с тобой случилось?

Лена прижала к груди стиснутые кулачки.

– Попробую, но некоторые вещи слишком ужасны, ими не следует грузить людей!

Эстер вскочила, обогнула стол, тоже пристроилась возле «ожившей» и, гладя ее по голове, прошептала:

– Мы не просто люди, мы твоя семья.

Лена затряслась.

– Это правда, у меня никого, кроме вас, нет!

Тим поцеловал первую жену и заворковал:

– Тише, тише, солнышко, все будет хорошо.

Чеслав кашлянул.

– Необходимо решить кое-какие технические вопросы. Первый: как легализовать Елену? Если человек признан мертвым, то…

– Я не могу ожить официально, – перебила Чеслава Кротова, – представляете, как взбесится пресса?

– Ничего, мы вместе через это пройдем! – воскликнула Эстер.

Лена вывернулась из объятий Тима.

– Послушайте, я попытаюсь кое-что рассказать, а вы решите, как поступить. Совершенно не помню, почему упала…

– Может, не надо? – попыталась остановить ее исповедь Эстер. – Тебе лучше пройти осмотр у врача, отдохнуть, а уж потом, если захочешь…

– Нет, – мягко, но вполне категорично возразила Кротова, – нарыв следует вскрыть сразу. От моего рассказа многое зависит. Извините, я понимаю, что обрекаю вас на тяжелое испытание, но не хочу, чтобы оставались неясности. Я не помню, как упала в пропасть.

Голос Кротовой, тихий, но какой-то въедливый, заполнил кабинет Чеслава. Я часто присутствую на совещаниях, при разговорах с разными людьми, наслушалась много историй, от которых волосы встают дыбом, и за несколько лет службы в бригаде научилась отстраняться от услышанного. Многие профессионалы, например, хирурги не хотят перед операцией вступать в тесный контакт с больными. Врач ведет себя так не из черствости, он побаивается, что в процессе общения у него возникнет слишком личное отношение к человеку, которому предстоит лечь под скальпель, и он, хирург, потеряет хладнокровие. По этой же причине медики стараются не лечить близких друзей или родственников. Люди в белых халатах выглядят циниками, в больницах рассказывают массу анекдотов, которые обычному человеку совсем не покажутся смешными. Ну, допустим, такой.

Несется по городу «Скорая», больной спрашивает: «Куда мы едем? » – «В морг», – раздается ответ. «Но я еще не умер! » – восклицает несчастный. «А мы пока и не доехали», – сообщает фельдшер.

При помощи подобных историй медики стараются сохранить собственное психическое здоровье, они не могут рыдать над каждым больным. Нечто похожее происходит и с сотрудниками милиции, для них труп – просто тело, не человек, а объект изучения. Квартира, в которой случилось убийство, – место преступления, рыдающие родственники – свидетели и первые подозреваемые. Даже придя в семью с сообщением о кончине кормильца, профессиональный сыскарь никогда не заявит с порога: «Простите, у меня плохая новость, Иван Ивановича убили». Нет, он сначала задаст вопросы: «Скажите, когда вы в последний раз видели Ивана Ивановича? В каком настроении он уходил на работу? Звонили ли вы мужу? » И лишь потом сообщит ужасную правду, тщательно наблюдая за вашей реакцией. Работая в отделе особо тяжких преступлений, нужно обрасти толстой шкурой, иначе через пару месяцев после старта ты окажешься в психиатрической клинике. Но, обрастая броней, главное – не превратиться в сволочь, которую не волнует ни горе людей, ни справедливость. Очень трудно, с одной стороны, быть холодным профессионалом, а с другой – сострадательным человеком.