Вулкан страстей наивной незабудки - Дарья Донцова

Лена отвернулась к окну.

– Нас по стране не один год мотало. Ну какой ребенок у людей, которые вечно с узлами-чемоданами на новое место жительства переезжают? Бытовые условия часто плохими оказывались: барак, коммуналка, семейное общежитие. Не хотелось малыша в общей ванной мыть. У ребеночка все должно быть лучшее. А что отец-военный ему предоставить мог? Угол в комнатенке, кроватку за ширмой? Потом нам повезло. Семена перевели в Москву, дали хорошую квартиру, муж получил звание полковника, пришло наконец материальное благополучие. Я работу прекрасную нашла, из двушки переехали в четырехкомнатную. Купили дачу, машину, решила я забеременеть.

Лена стиснула кулаки.

– И ничего не получилось. Через год пошли по врачам, выяснили: здоровы оба, а детки не завязываются. Попытали счастья с ЭКО. Шесть раз. Ничего не вышло. Ездили по святым местам, бегали к колдунам, знахарям…

Елена приложила к глазам носовой платок.

– Итог: мне тридцать девять, Сене сорок два, детей у нас нет и не будет.

Елена тихо заплакала.

– Сейчас и в пятьдесят рожают, – попыталась я успокоить соседку.

Лена вытерла лицо ладонью:

– Ну я-то не идиотка, чтобы малыша на свет произвести в возрасте, когда бабушкой становятся. Кто ребенку поможет, если родители лет через пятнадцать умрут?

– Надо смотреть на ситуацию с оптимизмом, – пробормотала я, – навряд ли в пятьдесят пять вы с этим светом попрощаетесь.

– Все возможно, – мрачно произнесла соседка, – следовало до тридцати рожать, не ждать, пока квартирой-машиной обзаведемся. Сейчас бы мой первый аборт в институт ходил. Я пыталась решить проблему. Ну не получается у нас малыш, ладно. Можно обвести Господа Бога вокруг пальца. Сейчас есть программа усыновления эмбрионов.

Я чуть не выпустила руль из рук.

– Усыновление эмбрионов?

– Да, – кивнула Елена, – они от ЭКО остаются, кое-кто отдает свои эмбрионы бездетным парам.

– Ну и ну, – протянула я, – получается, что твой ребенок будет воспитываться в приемной семье.

– Его другая женщина выносит, младенец ей родным станет, – возразила Лена. – Я очень хотела в этой программе поучаствовать, а Сеня на дыбы встал: «Не желаю чужого сына! Никогда его, как своего, не полюблю». И усыновить малыша из приюта муж не готов. В общем, тему детей мы закрыли. Все. Живем вдвоем, только для себя.

Лена прижала руки к груди.

– Но мне очень хочется собачку. Маленькую, пушистенькую, я уже имя ей придумала: Мусенька. И что? Семен даже слышать о песике не хочет. Я его прошу: «Давай купим Мусеньку», – показываю в Интернете фото щеночков. Но муж кричит: «Через мой труп».

– Почему Семен не хочет завести собаку? – удивилась я. – Вы причину его нелюбви к псам знаете?

Соседка вздохнула.

– Нет. Сто раз умоляла: «Объясни, по какой причине ты собак не любишь? » Сеня в ответ: «Я люблю животных, никогда их не обижу, но в мой дом им вход запрещен». Но ведь в квартире и я живу! Вот сегодня не сдержалась, примоталась к супругу утром, начали мы с ним в прихожей отношения выяснять, в лифте на ваших глазах продолжили. Неудобно получилось. Сеня распсиховался, один уехал, спасибо, вы меня подвезли. И что теперь делать? Очень уж собачку хочется. Если ребеночка нет, то пусть хоть песик с нами живет. Спасибо, Танечка, я тут выйду.

Я притормозила, Лена вылезла из джипа и, помахав мне рукой, скрылась в подземном переходе. Я влилась в поток машин, позвонила начальнику и пустилась в объяснения:

– Соседку подвозила, она с мужем поругалась, он ее в машину не посадил. Один уехал.

– С соседями нужно поддерживать хорошие отношения, – согласился Иван Никифорович, – надеюсь, ты не забыла, что у тебя сегодня встреча с новой бригадой?

– Нет, – коротко ответила я. – Ты решил создать структуру, которая будет заниматься поиском пропавших людей, и доверить мне ее руководство.

– Отлично, – воскликнул шеф, – вели всем сотрудникам в десять быть в комнате совещаний. А в одиннадцать придет Галина Сергеевна Моисеенко. У нее девочка пропала.

Я вздохнула, поиск исчезнувших детей самое тяжелое занятие, и мрачно спросила:

– Когда ребенок домой не вернулся?

– В августе, – ответил босс.

Я подумала, что ослышалась.

– Прости, когда?

– В августе, – повторил Иван.

– На дворе июнь, первый месяц лета, – напомнила я, – последний еще не наступил.

– Она пропала в прошлом году, – уточнил шеф.

– И мать только сейчас к нам обратилась? – поразилась я. – Через год шанс найти малышку равен нулю.

– Ей почти тридцать лет, – уточнил Иван Никифорович.

– Ты сказал «девочка», поэтому я подумала, что она крошка, – хмыкнула я.

Шеф чем-то заскрипел.

– Просто повторил слова Моисеенко.

– Ясно, – пробормотала я. – Что за странный звук в трубке?

– Ящик в столе застрял, – пропыхтел Иван, – дергаю его, дергаю, а он ни туда ни сюда. Вроде у тебя хорошая команда подобралась.

– Надеюсь, – вздохнула я, – трудно было людей отобрать.

– Поужинаем сегодня? – предложил босс. – Рина пирог с капустой печь собралась.

– С моим весом лучше навсегда забыть о выпечке, – вздохнула я, – но при мысли о кулебяке, которую печет твоя мама, о диете забываешь сразу.

Глава 2

Когда я вошла в комнату для совещаний, несколько человек, сидевших вокруг круглого стола, встали.

Я смутилась.

– Сядьте, пожалуйста. Давайте сразу договоримся, что мы просто коллеги. Я не генерал, вы не солдаты. Да, я буду раздавать указания, но, если вы со мной не согласны, имеете собственное мнение, то прошу его открыто высказывать и отстаивать. Меня зовут Татьяна Сергеева, отчество я не люблю, обращайтесь ко мне просто по имени. Я вас знаю, читала личные дела, проводила собеседования. Но друг с другом вы не встречались. Я могу рассказать о каждом, но, думаю, будет лучше, если вы сами представитесь. Кто первый?

Возникло молчание, потом худощавая брюнетка подняла руку.

– Можно я? Любовь Павловна, патологоанатом, мне пятьдесят один год.