Нам, живущим. Реквием - Роберт Хайнлайн

– Все четко, – вставил Каткарт. – Теперь давай поговорим немного о мире в целом. Вторая европейская война по времени совпала с правлением администрации Ванденбурга. После поражения лоялистов в Испании фашистские государства стали готовы атаковать демократические. Францию терзали внутренние раздоры и стачки. В Англии правила партия консерваторов, которая, по всей видимости, придерживалась политики невмешательства. Фашистские державы нанесли удар, но повторилась история Первой мировой. Демократические государства отказывались сдаваться, хотя терпели поражение за поражением. Конец войне положило вовсе не вмешательство Соединенных Штатов – у Ванденбурга на это не хватило бы духа, – но экономический коллапс Германии. Она затеяла наступление, находясь в значительно более худшем физическом состоянии, чем в тысяча девятьсот четырнадцатом году, и затяжную войну не осилила.

– Что стало с диктаторами?

– Адольф Гитлер совершил самоубийство, прострелив себе нёбо. Муссолини вышел из игры намного более элегантно. Он обратился к королю, которого держал под рукой на протяжении всего срока своего пребывания в должности, с прошением об отставке, и король назначил ново го премьер-министра, социал-демократа. Но, на мой взгляд, наибольший интерес в наступлении этого мира представляют конкретные условия мирного договора.

– Снова-здорово какая-то Лига Наций, не так ли?

– И да и нет. Крайне одаренный молодой француз, потомок Лафайета, заявил, что континентальное правительство, или федерация, необходимо для установления продолжительного мира, а кроме того – что конституционная монархия является наиболее стабильной формой существования для всех свободных людей. И так возникла Соединенная Европа. Романтика здесь в том, кого выбрали главой этого многоязычного создания. Габсбурги и Гогенцоллерны отпадали по очевидным причинам – враждебность и плохая история. Предлагался английский король, но он не вызвал энтузиазма, поскольку по характеру был пессимистом, да к тому же застенчив и с дефектами речи. У возможных претендентов, находившихся в тот момент в изгнании, не было достаточного числа последователей. Но был один принц, давно уже захвативший воображение всего мира. Избранником стал Эдвард, герцог Виндзорский, отрекшийся от трона Британии в тридцать шестом году, чтобы не оказаться в полной власти собственного премьер-министра.

– Черт возьми, а! – пробормотал Перри. – Кажется, в записях этого не было.

– Ты же смотрел обзорный вариант, – объяснила Диана.

– В начале войны Эдвард вернулся домой и потребовал, чтобы его взяли на военную службу. Он проявил удивительный талант, особенно на поприще поддержания боевого духа товарищей. Во многом благодаря ему постоянные поражения в битвах не стали причиной капитуляции перед натиском фашистов. Когда выдвинули его кандидатуру, она была принята при всеобщем одобрении. Он поначалу отказывался, но в конечном итоге согласился с условием, что его жена приобретет формальный статус, равный его собственному. Он получил желаемое, несмотря на протесты британской делегации, и супругов короновали на церемонии, завершившей конференцию в Бордо двенадцатого июня тысяча девятьсот сорок четвертого года. Эдвард стал королем государств и императором Европы. Разумеется, Уоллис стала королевой и императрицей. Говорят, что королева Англии так никогда с этим и не смирилась.

– Шикарно! – хмыкнул Перри.

– Из Эдварда вышел отличный правитель. Он помогал создавать конституцию новой сверхдержавы и настоял на включении в нее некоторых пунктов. Свободная торговля между странами-участницами, общая валюта, общая армия и флот, причем небольшие. Все международные споры должны были решаться имперским трибуном. Эта система довольно хорошо проработала четверть века, несмотря на необходимость смазывать и чинить скрипучий механизм.

– И что же положило ей конец?

– Его смерть. Он умер в тысяча девятьсот семидесятом году, не оставив наследников. Уже в тот момент, когда трибун объявил Уоллис регентом – до дня, пока не будет выбран преемник, – отряд местных гвардейцев пересек мост в Восточной Европе и захватил небольшой, не более тысячи жителей, городок. Основанием послужила какая-то туманная историческая претензия по битве, состоявшейся за пять сотен лет до этого. Отряду противостояли местные полицейские силы и пришедшие к ним на помощь организации ветеранов. Через два дня вся граница уже вела партизанскую войну, а за две недели сражения полностью охватили континент. Подлила масла в огонь Великобритания – она отказалась признавать регентство Уоллис, несмотря на власть трибуна в таких вопросах, и отозвала свои корабли и войска.

– И так началась Сорокалетняя война?

– Примерно. Некоторые из государств поначалу воздерживались от участия, а некоторые время от времени переставали воевать. Но для всех практических целей можно считать, что на следующие сорок лет Европа погрузилась в войну.

– Как она закончилась?

– Формально она не заканчивалась. Просто прекратилась, как огонь, сжегший все, что могло сгореть. В тысяча девятьсот семидесятом году в Европе проживало более четырехсот миллионов человек, если не считать Советский Союз, Швецию и Норвегию, которые в войне почти не участвовали. Разумеется, Советский Союз никогда и не был частью Соединенной Европы. В две тысячи десятом, когда, как принято считать, закончилась война, в Европе, по некоторым оценкам, проживало менее двадцати пяти миллионов человек.

Диана побелела. Перри медленно проговорил:

– Хотите сказать, за сорок лет было убито более трети миллиарда человек?

– Не все погибли от выстрелов или яда. От голода умерло больше людей, чем в сражениях. Массовую гибель вызвало не смертельное оружие, но развал экономической системы. Люди редко осознают в полной мере степень нашей экономической взаимозависимости. Военные действия уничтожили средства коммуникации. Поставки нарушились. Кредитная система раздулась и взорвалась, и людям осталось уповать лишь на бартер. Бартер для столь крупной экономической структуры – все равно что весла для боевого крейсера. Правительства прибегали к ангарии [11 - Ангария – захват воюющими государствами имущества нейтрального государства с обещанием последующей компенсации. – Примеч. С. В. Голд. ] и экспроприации, чтобы обеспечивать свои войска, но заканчивалось все опустошением, и люди это знали. Эта беспощадная система развивалась естественным путем. Фермеры занимались накопительством, а горожане умирали от голода. Время от времени горожанин убивал фермера и забирал накопленное. Когда заканчивалась и эта еда, горожанин умирал, потому что не владел искусством земледелия. И по всем этим людям катком проходили армии. Разумеется, развал наступил не сразу везде. Первые несколько лет промышленная цивилизация работала еще более интенсивно, чем до того, но в лихорадке войны питалась сама собой. Уничтоженные урожаи и урожаи, что не были посажены, опустошенные зернохранилища, разбомбленные системы водоснабжения – когда их оказалось так много, что муки голода почувствовал каждый, это и стало началом конца. Современный город – это практически беспомощный и очень нежный организм. Он утратил способность производить необходимое для жизни. Несмотря на транспортную систему, он не способен перемещаться, что и узнала Европа при эвакуации Лондона. Город подобен идиоту-переростку в инкубаторе. Он совершенно беспомощен без своих многочисленных слуг. Он способен думать лишь очень медленно и коллективно, а в экстренной ситуации не способен думать вовсе. Могут думать отдельные люди, но город – самостоятельный организм, ему требуется руководящий разум и нервная система. Уничтожь его систему водоснабжения, и он умрет. Прекрати давать ему пищу, и он умрет. Отними у него руководящий разум, и он совершит самоубийство. Города первыми рассыпались на части. Рождаемость упала до самой низкой отметки в истории. Отчасти это было следствием контагиозных абортов – одной из многочисленных эпидемий, поразивших континент. Отдельные социологи находят свидетельства того, что часть женщин просто отказывались иметь детей. А многие мужчины становились стерильны, даже если выживали, из-за лучей, которые милосердная наука вручила фельдмаршалам. Вот так умирала Европа.