Серебро ночи. Тетриус. Книга 3 - Татьяна Герцик

– Он не только вздумал, он уже уехал!

– Дьявол! Как не вовремя! – Беллатор с силой стукнул кулаком по раскрытой ладони. – Каким он тебе показался?

– Совершенно неуправляемым. Если раньше он еще владел собой, то сейчас нет. Он вопил, как рыночная торговка. И выглядел просто ужасно – лицо серое, глаза впали. Похоже, за время пребывания в имении лэрда его болезнь только усилилась.

– Неужели Роуэн не успел передать ему браслет?

– То-то и оно, что успел. Он потому и приехал, что отрава, которой его пичкали в доме отца, утратила свою силу. Он очнулся и все вспомнил. Но нам-то от этого не легче. От крысиного смрада браслет его не излечил.

Беллатор испугался за брата.

– Отвратительно! Если его болезнь становится все глубже, в тяжелом походе он Сильверу только навредит. И что же ты сделал?

– Дал ему снаряжение. Иначе он поехал бы без него и стал бы откровенной обузой. Но теперь жалею об этом. – И Медиатор раздраженно топнул ногой в туфле из тонкой кожи козленка, выплескивая недовольство собой.

Беллатор поспешил успокоить огорченного отца:

– Ты все сделал верно. Я понимаю, его было не остановить.

Лицо Медиатора стало жестоким.

– Если только убить. Но на это я пойти не мог, он лучший друг моего сына и много раз спасал ему жизнь. У меня была мысль посадить его в темницу, но под каким предлогом? Понимаю, что это было бы лучше всего, но не смог.

Беллатор припомнил, как по приказу наместника его с братом без всяких вопросов бросили в темницу. Медиатор вспомнил то же самое.

– Тогда были другие обстоятельства, – извинительно произнес он. – Хотя, возможно, мне нужно было проявить твердость и все же приказать заточить Алонсо в темницу. Хотя бы за то, что он кричал на меня.

Сын положил сильную руку отцу на плечо и уверенно пожал.

– Мы не знаем, чем может обернуться наша доброта или жестокость. Кто знает, возможно, тем, что снарядив в дорогу Алонсо, ты тем самым спас жизнь Сильверу?

– А, возможно, наоборот, – уныло высказал Медиатор. – Но ничего уже не поправить. Будем ждать их возвращения. Ничего другого нам не остается. Но что за цветок приколот к твоему камзолу? Странно смотрится.

Беллатор аккуратно поправил розу.

– Это подарок любимой женщины, отец. Разве тебе не дарили цветы в знак привязанности?

– Дарили. Но очень давно, – Медиатор задумался, припоминая прошлое. – Но тебе пора приниматься за работу, пришло очень много донесений. Прочтешь, скажи мне, если узнаешь что-то важное.

Поклонившись в знак согласия, Беллатор пошел к себе. В коридоре навстречу ему попалась милая девочка четырнадцати лет в изящном белом платье с дорогим бриллиантовым ожерельем на стройной шее.

Сделав глубокий почтительный реверанс, она спросила:

– Можно мне с тобой поговорить, Беллатор?

Он с удивлением посмотрел на нее. Глубоко задумавшись, не сразу узнал сестру.

– Конечно, можно, Марти. Пойдем ко мне.

Оставив ее в своей гостиной, переоделся, опустил розу в умывальный таз с чистой водой и вышел к сестре. Она благонравно сидела на стуле, сложив руки на коленях. Он внимательно всмотрелся в ее лицо, выискивая порочные черты Сордидов. И не нашел. Она была больше похожа на отца, чем на свою мать. О Зинелле напоминали только большие светло-голубые глаза.

– Ты, наверное, пришла узнать о матери? – спросил ее Беллатор, наливая себе бокал вина.

– О маме? – она пожала плечами. – Нет. Мама никогда не интересовалась мной или Рубеном. Она любила только Родолфо. – И проницательно добавила: – Насколько умела любить.

– Вот как? – Беллатор помолчал. Он думал, что ему придется вести полудетский разговор, но понял, что сестра умна. Намного умнее и наблюдательнее, чем он мог предполагать, помня ее мать.

Аккуратно разгладив складки на платье, Марти вскинула голову, прямо посмотрела брату в глаза и откровенно сказала:

– Я не жалею о ней. Не думаю, что она была хорошим человеком. Рубен тоже о ней не вспоминает. Я пришла узнать, что будет с нами.

– А что должно быть с вами? – не понял ее вопроса Беллатор.

– Я незаконная дочь внебрачной дочери, по сути я никто, – спокойно пояснила девочка. – Может быть, мне стоит уйти в монастырь? Надеюсь, тетушка Фелиция примет меня.

– Это бессмысленно! – строже, чем намеревался, произнес Беллатор. – Зачем тебе уходить в монастырь?

– А что мне еще остается? – пожала плечами Марти. – Во мне течет грязная кровь Сордидов. К тому же я не гожусь в жены ни одному достойному человеку. Я же никем не желанный ублюдок. На таких, как я, не женятся.

– Откуда ты это взяла? – Беллатор был шокирован ее словами и тем, с каким спокойствием она из произнесла.

– Мне это говорила мать. И не единожды.

Он мысленно послал проклятье Зинелле. Какая она все-таки подлая стерва! Вымещать личную неудовлетворенность на собственных детях отвратительно, но она ничем не гнушалась.

– Теперь я понимаю, почему ты ее не любишь.

Марти печально опустила голубые глаза.

– Она меня тоже не любила, ведь я дочь Медиатора.

В ее тоне Беллатора что-то зацепило.

– А она хотела бы видеть тебя дочерью другого? – осторожно уточнил он.

– Не знаю. Порой мне казалось, что да. – Предупреждая его вопрос, она поспешно добавила: – Кого, я не знаю. Это только мое ощущение. Может быть, я ошибаюсь.

Почему-то Беллатор тут же вспомнил графа. Кровосмешение? Возможно ли это?

– Нет, в монастырь тебе нельзя.

– Нельзя? Почему? – Марти уже смирилась со строгой жизнью в монастыре. И считала, что для нее это наилучший выход.

– Сначала ты должна понять, каково это – жить. – Беллатор постарался разъяснить свои слова как можно проще: – Представляешь, как будет нехорошо, если ты примешь постриг и выяснишь, что в миру тебе было бы гораздо лучше? Обратного хода-то ведь не будет. Это монашкой можно стать в любой момент, а вот из монашки светской дамой ты уже никогда стать не сможешь.