Девушка по соседству - Джек Кетчам

Словно жестокость проживала где-то совсем в другом месте.

* * *

Так что это было, Рут? Сплошная ложь? Твои собственные выдумки?

Не сказал бы, что ты на это неспособна.

А может, было так, что для тебя – пройдя через тебя – и ложь, и правда становились одним и тем же.

* * *

Я попробую изменить это сейчас, если смогу. Я собираюсь рассказать нашу небольшую историю. Прямо, насколько сумею, отсюда и до конца, последовательно и без остановок.

И я пишу все это для тебя, Рут. Потому что до сих пор не мог расплатиться с тобой.

Так вот тебе мой чек. Давно просроченный и превышающий кредитный лимит.

Обналичишь его в аду.

Глава третья

Ранним утром следующего дня я отправился в соседний дом.

Я, помнится, чувствовал робость и неловкость, что было довольно странно, ибо что могло быть более естественным, чем пойти и посмотреть, как там дела.

Утро. Летний день. И все то, что ты делал всегда: просыпался, завтракал и шел на улицу, чтобы посмотреть, кто, что и где.

Обычным местом для старта был дом Чандлеров.

* * *

Лорел-авеню в те годы была тупиковой улицей – сейчас уже нет, – одинокой узкой просекой в полукруге леса, граничившего с южной окраиной Вест Мейпл, и уходившей назад примерно в миле от этой границы. Когда в начале 1800-х здесь стали прорубать дорогу, лес был очень густым – настоящие девственные заросли, и просеку назвали Темной Дорогой. Сейчас-то леса уже нет, но улица до сих пор симпатичная и спокойная. Повсюду тенистые деревья, дома не похожи один на другой и не жмутся друг к другу, как в некоторых других местах.

А тогда на весь квартал было тринадцать домов. Дом Рут Чандлер, наш, еще пять выше по склону холма на нашей стороне улицы да шесть на противоположной.

В каждой семье, кроме Зорнов, были дети. И каждый малец знал другого мальца, как знал бы собственного брата. Если нуждался в компании, ты всегда мог найти кого-нибудь у ручья, или в рощице с дикими яблоками, или в чьем-нибудь дворе – обычно в том, где был самый большой пластиковый бассейн в этом году или стояла мишень для стрельбы из лука.

А если ты хотел исчезнуть, это тоже не представляло проблемы. Лес был достаточно густым.

Дети Тупика так мы себя называли.

Тесная компашка приятелей.

У нас были свои правила, свои тайны и секреты. Была своя иерархия, и мы следовали ей без лишних вопросов и рассуждений. Так мы к ней и привыкли.

Но сейчас на районе появились новые лица. Совсем новые, причем в доме Рут.

Странное было ощущение.

Особенно потому, что новым лицом был не кто-нибудь.

И потому, что поселилось это новое лицо именно в этом доме.

Чертовски странное было ощущение, кроме шуток.

* * *

Ральфи сидел на корточках у камней в саду. Было от силы восемь утра, а он уже весь перепачкался. Полосы пота и грязи разукрасили все его лицо, руки и ноги, словно он бегал все утро, то и дело падая лицом вниз, поднимая тучи пыли: чмак! Зная Ральфи, я предположил, что так оно и есть. Ральфи было десять лет, и я сомневаюсь, что видел его чистым дольше пятнадцати минут за всю жизнь. Шорты и майку тоже покрывала толстая корка грязи.

– Привет, Вуфер.

Кроме Рут, никто не звал его Ральфи. Только Вуфер [5 - Woofer – низкочастотный (басовый) громкоговоритель. ]. Когда он был в настроении, то гудел и ревел громче, чем Мици, бассет-хаунд Робертсонов.

– Привет, Дэйв.

Он переворачивал камни, наблюдая, как колорадские жуки и сороконожки удирают от света. Но я видел, что вовсе не они его интересуют. Он переворачивал камень за камнем. Переворачивал, а потом бросал на место. Рядом стояла жестяная банка из-под бобов. Он передвигал и ее, ставя у своих покрытых коростой колен, двигаясь от камня к камню.

– Что в банке?

– Черви. Выползки, – сказал он, по-прежнему не глядя на меня. Он был сконцентрирован, хмур и передвигался в своей классической дерганой манере. Словно ученый в лаборатории на пороге невероятного открытия, заинтересованный лишь в том, чтобы праздные зеваки отвалили от него к чертовой матери и дали закончить работу.

Он перевернул очередной камень.

– Донни здесь?

– Ага. – Он кивнул.

Это значило, что Донни в доме. И, поскольку я слегка робел и не спешил идти в дом, то немножко постоял рядом с Вуфером. Он перевернул здоровенный булыжник. И, похоже, нашел то, за чем охотился.

Красные муравьи. Целый рой – сотни, тысячи, обезумевшие от внезапно хлынувшего света.

Никогда не любил муравьев. Обычно мы выливали на них кастрюли кипятка, прямо на них, где бы им ни взбрело в голову карабкаться на наше крыльцо – а они проделывали это каждое лето. Идея насчет кипятка принадлежала моему отцу, но я полностью ее одобрял. Я считал, что кипяток – это именно то, что красные муравьи заслуживали.

Я чувствовал их йодистый запах, смешивавшийся с запахом сырой земли и свежескошенной травы.

Вуфер откатил булыжник в сторону и потянулся за жестяной банкой. Выудил из нее червяка, потом еще одного и бросил их муравьям. Он бросал их с высоты трех футов, словно бомбил муравьев мясом червей.

Муравьи среагировали моментально. Черви начали дергаться и извиваться, а муравьи впивались в их нежную розовую плоть.

– Ты больной, Вуфер, – сказал я. – Серьезно.

– Я еще и черных муравьев нашел, вон там, – сообщил он, указав рукой на камень по другую сторону крыльца. – Знаешь, большие такие. Вот наберу их и брошу этим ребятишкам здесь. Устрою муравьиную войну. Поспорим, кто победит?

– Красные победят, – сказал я. – Красные всегда побеждают.

Это точно. Красные муравьи – свирепые бойцы. И эта игра для меня была не в новинку.

– У меня другая идея, – сказал я. – Давай ты сунешь к ним руку? Ну вроде ты Сын Кинг-Конга.