Подмосковная ночь - Валерия Вербинина

– Видите? Здесь земля осыпалась, стали видны кости… но произошло ли это по естественным причинам или оттого, что в ней кто-то копался, я сказать не могу. Я попросил могильщика набросать сверху земли…

– Когда именно вы заметили, что с могилой неладно? Давно?

Священник немного подумал.

– Кажется, это было на пасху. Да, именно тогда.

Опалин воспрянул духом. Пасха в 1926 году выпала поздно и приходилась на 2 мая. По всем расчетам призрак стал тревожить обитателей Дроздово в конце мая. Поблагодарив отца Даниила, Иван спросил, как ему найти приезжих комсомольцев, которые раньше жили в усадьбе.

– Давайте я вам покажу… Они живут недалеко от меня, у Евстигнеича.

– Это бывший слуга инженера, что ли? – заинтересовался Опалин.

– Да, – подтвердил отец Даниил, – хотя он уже умер, дом его называют, как прежде… Сын состоит в партии, в уезде его хорошо знают… Земская больница… то есть бывшая земская в прискорбном состоянии, он недавно ездил куда-то, просил средства на ремонт…

– А доктор Виноградов сейчас в больнице живет?

Опалин знал, где живет доктор, но профессиональная привычка обязывала его задавать одни и те же вопросы разным лицам и следить, как они отвечают. Он спросил почти машинально – но от него не укрылось, что старый священник смутился и даже сбился с шага.

– Да… там… Его помощник, фельдшер Горбатов, хороший человек…

Опалина заинтересовало, с чего вдруг собеседник свернул разговор на фельдшера, о котором даже не было речи, но тут они пришли, и Иван решил отложить расспросы до другого раза. Сын Евстигнеича жил в добротном каменном доме; во дворе имелась цепная собака, которая не хотела пропускать Опалина, но тут появилась уже знакомая ему девочка Наденька, призвала пса к порядку и впустила гостя. Лошадь он привязал к дереву, прежде чем войти в дом.

– Ты подожди, подожди, – прощебетала Наденька, узнав о цели его визита, – они сейчас придут.

В комнатах было чисто, мебели – ровно столько, сколько нужно, и самой простой. Первая от входа комната, судя по всему, периодически играла роль приемной, потому что на стене висела картинка – Ленин выступает на фоне красного знамени. В спальне, которую отвели комсомольцам, Иван прежде всего заметил довольно широкую кровать. Чемодан с железными уголками, еще один, и чем-то воняет – в тазу замочены для стирки то ли носки, то ли чулки, и кто-то их там явно забыл. Опалин поморщился и отвернулся. Происхождения он был самого простого, но отчего-то с детства не выносил свинства, в чем бы оно ни выражалось.

– Я не могу долго ждать, – сказал он Наденьке, которая важно, как взрослая, смотрела на него.

– А они сейчас поругаются и вернутся, – ответила девочка. – Они здесь не ругаются, а только когда выходят.

– А почему они ругаются?

– Он ее замуж не берет, – ответила собеседница беспечно. – Давай играть! Ты умеешь в ладушки?

Когда Глеб Проскурин и Авдотья Демьянова вернулись домой, они застали в комнате хохочущего во все горло агента угрозыска, который играл в ладушки с дочерью хозяина. Комсомольцы с изумлением вытаращились на гостя.

– Это… Я тут вас ждал, – сказал последний, поднимаясь со стула, на котором сидел. – Я Иван Опалин, агент московского угрозыска.

Строго говоря, он пока что считался только помощником агента, но в том, что касается званий, униформы и знаков различия, в ведомстве царила невообразимая путаница. Каждый год выходили все новые и новые приказы, сотрудников тасовали и переименовывали, меняли петлицы, забрасывали строптивый угрозыск указаниями, что его работники обязаны носить униформу, разрешали не носить ее по обстоятельствам, например, во время засад, и снова требовали, снова отменяли вчерашние приказы и снова действовали всем на нервы своей начальственной неразберихой. Отчасти по причине этой неразберихи Опалину удалось заполучить униформу с красной звездой и углами, причем на петлице слева красовались звезда и два угла, что означало главу уездного угрозыска, а на петлице справа сияла одинокая звезда, которая относилась вообще не к угрозыску, а к милицейскому начальству.

– Некогда нам тут с тобой возиться, – объявило Ивану лицо, ведающее распределением униформы. Лицо это сильно смахивало на морду, но мы из вежливости будем все-таки считать ее лицом. – Звезды убери, один угол переставь направо. И вообще, для тебя и этого много. – Зеленая петлица с одним красным углом означала рядового агента угрозыска.

– Как же я переставлю? – спросил Опалин, растерявшись.

– Да как хочешь, – равнодушно ответило лицо и занялось следующим агентом.

Опалин отлично понимал, что ему всучили некомплектную униформу и что, по совести, он имеет полное право требовать замены. Но наличие звезд показалось ему хорошим предзнаменованием и странным образом его взбодрило. Так просто расстаться с ними он не смог и для начала устроил себе симметричные петлицы – со звездой и углом на каждой.

Таким образом он произвел себя в старшие инспекторы угрозыска. Кстати сказать, новые петлицы помогли ему раскрыть преступление, но об этом мы расскажем как-нибудь в другой раз.

Само собой, о фокусе Опалина с униформой стало тотчас же известно, и он получил нагоняй. Вдобавок Лошак стал всем рассказывать, что «Ваня задается» и что он смотрит на товарищей свысока (чего никогда не было).

– У меня рука не поднялась убрать звезды, – искренне сказал Опалин Филимонову, когда тот попросил его объясниться. – И вообще, я не умею переделывать петлицы…

– Придется вам переделать, Иван Григорьевич, – спокойно ответил Филимонов. Он держался обращения на «вы» со всеми, включая задержанных за воровство беспризорников, чем поначалу бесил Опалина, а потом стал восхищать.

На следующий день Иван явился в угрозыск с одним углом на петлицах и терпеливо выдержал все шутки по поводу своего «понижения».

И теперь он стоял напротив комсомольцев в своей белой летней гимнастерке, которая, впрочем, уже успела потемнеть от жары. Опалин гордился своими зелеными петлицами и очень старался напустить на себя соответствующий им вид, но, так как он только что, заливаясь хохотом, играл с Наденькой в ладушки, столь резкий переход совсем ему не удался.

– Э… да, я слышал, что вы приехали… – забормотал Проскурин, который представлял себе Опалина совсем не так. – Давай на ты, ладно?

Опалин попросил Надю постеречь лошадь, чтобы ее не увели, и девочка вышла. Приезжие комсомольцы составляли любопытный контраст друг с другом. Он – высокий, очень худой брюнет с удлиненным лицом и впалыми висками, она – сероглазая, русоволосая, в теле и, пожалуй, хорошенькая. По ее лицу Опалин сразу же понял, что она сильно не в духе. Одеты комсомольцы были по-городскому, хотя, возможно, Проскурин считал, что серая толстовка и бесформенные штаны придают ему деревенский вид.