Призраки Каллисто - Алексей Евтушенко

– Три месяца, – признался он. – И ещё две недели на домонтаж и тестирование оборудования. Это самый край, меньше никак.

– Нормально, – сказал президент. – Три месяца – это нормально.

– Слушай, – решился на вопрос генеральный. – Откровенность за откровенность. Что за спешка, а? Великое противостояние Юпитера только в следующем году. Мы нормально успеваем, даже если спокойно проведём все испытания в запланированные сроки. Или ты действительно веришь, что там, на Каллисто, есть кто-то живой? Ерунда же, Саш. Автомат сигналы подаёт, готов поставить своё месячное жалование против рубля…

– А годовое? – перебил президент России. – Годовое против рубля поставишь?

Генеральный промолчал.

– То-то, – сказал президент. – Но дело даже не в инопланетянах. Хоть живых, хоть мёртвых. Бог с ними. Ты-то должен понимать! У России есть хороший шанс показать, что она – самая гуманная страна в мире. И вообще, лучшая. Не каким-то там политикам, а всему человечеству, людям доброй воли, извини за терминологию. И мы покажем. Ты сказал «спокойно» – вот ключевое слово. А я не хочу спокойно. Пусть будет напряжённо! Пусть весь мир, затаив дыхание, следит за тем, как мы идём к цели! Напрягая все силы! Понимаешь, о чём я? Пусть, суки, песни о нас слагают!

– Как в сорок первом – сорок пятом, хочешь сказать?

– Да! Как в сорок первом – сорок пятом. Это невероятно важно, поверь. И кстати, я вовсе не призываю тебя к бездумному риску. Все технологии должны быть выдержаны. Просто в более сжатые сроки. Это называется интенсивность. Далее. Если ты мне завтра скажешь, что до Юпитера всё-таки слишком далеко, риск непомерно велик, и ты не готов меня поддержать, я отменю своё решение. И даже не сниму тебя с должности. Всё пойдёт по заранее утверждённому плану. Но когда меня будут спрашивать, отчего Россия проявила такую осторожность, если не сказать трусость, когда весь мир ждал от неё отваги, я сошлюсь на твоё авторитетное мнение.

– Вот так, да? – горько осведомился генеральный. – Хитро придумал.

– А как ты хотел? – удивился Александр Николаевич. – В конце концов, ты за корабль отвечаешь. Тебе и решать. И ещё.

– О господи… – пробормотал Игорь Максимович.

– Это не больно, – успокоил президент. – Экипаж, думаю, будет международным. И это, кстати, ещё один аргумент к уменьшению лимита времени на испытания. Такой экипаж нужно как следует подготовить, не мне тебе объяснять. На это потребуется время.

– Э! Мы так не договаривались!

– Так мы и о полёте к Юпитеру не договаривались, – улыбнулся Александр Николаевич. – Однако я уверен, что ты уже всё решил. И даже в уме просчитал разные варианты.

– Командир корабля будет наш, – буркнул генеральный. Он уже понял, что проиграл по всем фронтам. Оставалось только сделать всё, чтобы превратить личное поражение в общую победу. – И бортинженер с пилотом, тоже. Я на этом настаиваю.

– Сколько всего человек в экипаже?

– Оптимально – семеро. Плюс минус двое. Но я бы остановился на семерых. С учётом всего.

– Великолепная семёрка, – сказал президент. – Отлично. Надо будет запустить мем. Хотя, думаю, и без нас запустят. И очень быстро. Значит, квота для наших партнёров – четыре места. Я правильно тебя понял?

– И ни местом больше.

– Договорились. Работай, Игорь Максимович. И помни, отныне этот наш проект в высшем приоритете. Со всеми вытекающими.

– Я понял, Александр Николаевич. Спасибо.

– До связи.

– До связи.

Президент отключился. Он был доволен, – ещё ничего по-настоящему не началось, а уже удалось сыграть на опережение. Такое в России случается нечасто. Но уж когда случается… Не скоро запряг, да скоро поехал, вспомнил он не совсем подходящую по случаю, но хорошую пословицу. Затем быстро перекрестился и негромко произнёс:

– Господи, помоги!

После чего взял чистый лист бумаги, ручку и, насвистывая, принялся набрасывать план необходимых мероприятий.

– Пятьсот девяносто миллионов девятьсот одиннадцать тысяч километров, – сообщила Агнешка. – Это расстояние между Землёй и Юпитером на первое октября будущего года. Минимальное расстояние. Меньше практически не бывает. И я должна туда попасть.

– Рехнуться можно, – сказала бабушка. – Туда – это на твой Каллисто?

Они говорили по-русски. Бабушка Агнешки была русская, москвичка. Елена Александровна Московская – так её звали, когда более полувека назад она позволила увезти себя из России в Польшу молодому, чертовски обаятельному и красивому полицейскому из Кракова Анджею Калиновскому. Тот был в Москве в командировке по обмену опытом, встретил Елену на приёме в мэрии и влюбился без памяти в «piekna Helena». Сейчас Елене Калиновской (она, как положено, взяла фамилию мужа, но веру на католическую не меняла, поскольку была и оставалась убеждённой атеисткой) уже исполнилось семьдесят четыре года, и былой энергии и напора она ничуть не растеряла. Ну, почти. Во всяком случае, так казалось её внучке, и, самое главное, так считала она сама.

Агнешка была в семье единственным ребёнком. Она очень любила своего папу – Януша Калиновского и маму – Ирену. Но по важнейшим решениям в своей жизни всегда советовалась с бабушкой Леной. Возможно, потому, что были они во многом похожи – и характерами, и внешне (с последним бабушка не соглашалась, утверждая, что Агнешка гораздо красивее её в те же годы, хотя и она была – чистая «смерть парням»). А возможно, потому, что бабушка, довольно рано потеряв мужа (Анджей Калиновский погиб при исполнении служебного долга в возрасте тридцати девяти лет), всю свою нерастраченную любовь и энергию отдавала сначала сыну, а потом, когда родилась Агнешка, – внучке. Молодая семья Калиновских много работала и охотно пользовалась услугами бабушки Лены в деле присмотра и воспитания дочери. Благо, между невесткой и свекровью, а также между сыном и матерью отношения редко накалялись до нестерпимого градуса. Хотя и могли бы, поскольку назвать Елену Калиновскую ангелом мог разве что её муж Анджей, поскольку любил жену сильно и беззаветно с первого взгляда и до последнего вздоха.

Но ангельской у Елены была разве что внешность, да и то в молодости. Что до нрава… Стерва не стерва, но кровь попортить своим близким Елена Калиновская при случае очень даже могла. И даже без всякого случая, – что называется, на ровном месте. Поскольку, когда семья или друзья действительно находились в сложном положении, не было надёжнее, сильнее и любвеобильнее человека, чем она. А вот когда всё у всех было хорошо…