Медвежий угол - Фредрик Бакман

– Господи, на что я трачу свою жизнь? – тихо сказала Мира, обращаясь к невидимому слушателю, и положила в карман ключи от «вольво».

Мужчины в пиджаках продолжали смеяться шутке про шпильку, когда в дверях раздалось неуверенное покашливание. Директор клуба ответил уборщице одобрительным жестом, даже не глядя в ее сторону. Та извинилась перед всеми, но большинство ее не заметило, впрочем, один из мужчин любезно приподнял ноги, когда она потянулась за корзиной для мусора. Уборщица поблагодарила, но никто не обратил на это внимания, а она, в свою очередь, совсем не обиделась, – величайший талант Фатимы состоял в том, чтобы никому не мешать. И только оказавшись в коридоре, она позволила себе схватиться за спину и тихонько застонала от боли. Главное, чтобы никто ее не увидел и не рассказал Амату. Сынок и так слишком о ней беспокоится.

Амат замедлил скольжение возле борта, пот щипал глаза, клюшка лежала на льду, ладони вспотели, и пальцы от влажности скользили в перчатках; воздух со свистом вырывался из легких, мышцы дрожали от напряжения. Трибуна была пуста, но Амат все же поглядывал туда время от времени. Мама всегда говорит, что они должны быть благодарны, и он ее понимает. Она безмерно благодарна всем на свете: стране, городу, людям, коммуне, соседям и работодателю. Надо всегда говорить спасибо – мамы, они такие. А у детей другие задачи. Детям надо мечтать. И ее сын мечтает о том, чтобы однажды мама могла войти в комнату и ни перед кем не извиняться.

Он сморгнул пот, поправил шлем и устремился вперед, врезаясь коньками в лед. Еще раз. Еще раз. И еще раз.

У Петера в телефоне было четыре пропущенных звонка от генерального директора, он нервно посмотрел на часы и повернулся к Мире, промаршировавшей на кухню. Та с улыбкой пробежалась взглядом по столешнице и полу, перепачканным липкой жижей, – Мира знала, что Петер мысленно вопит на весь дом. У них разные подходы к чистоте: Мира ненавидит, когда вещи разбросаны по полу, а Петер не выносит липких поверхностей. Когда они познакомились, его квартира выглядела так, будто на нее только что совершили налет, оставив нетронутыми только кухню и ванную, – здесь было стерильно, как в операционной. У Миры дома все было в точности до наоборот. Не самое удачное сочетание для людей, собравшихся создать семью.

– Ну наконец-то! Я опаздываю на важную встречу. Ты не видела ключей от «вольво»? – пропыхтел Петер.

Он попытался облачиться в пиджак и галстук, вышло так себе. На Мире все всегда сидело безукоризненно, словно одежда перед нею заискивала. Одним плавным движением она отхлебнула кофе и надела пальто.

– Видела.

Петер так и стоял перед ней – красный, запыхавшийся, с всклокоченными волосами и остатками смузи на носках. Он спросил:

– И где же?

– У меня в кармане.

– Что? Это еще почему?

Поцеловав его в лоб, Мира ответила:

– Хороший вопрос, пупсик. Понимаешь, если человек собирается ехать на работу, то ему могут пригодиться ключи от «вольво». Согласись, будет странно, если адвокат начнет заводить машину воровским способом.

Петер в замешательстве вцепился руками в волосы. – Но… какого… ты ведь собиралась ехать на маленькой машине?

– Вовсе нет, ты собирался отогнать ее в сервис – после того, как подбросишь в школу детей. Мы об этом говорили.

– Мы об этом не говорили!

Петер схватил салфетку и без спроса протер снизу Мирину кофейную чашку. Та улыбнулась.

– Пупсик мой любимый, об этом написано в календаре, который висит на холодильнике.

– Как ты можешь что-то записать в календаре, даже не поговорив со мной? !

Стараясь не терять самообладания, Мира потерла брови.

– Мы говорили. И сейчас говорим. Мы только и делаем, что говорим. А вот слушать никто не…

– Мира, дорогая, но у меня важная встреча! Если я опоздаю…

Мира слишком энергично закивала:

– Конечно-конечно, дорогой. А если я опоздаю на работу, невинный человек может оказаться в тюрьме. Извини, что перебиваю, так что же случится, если ты опоздаешь на свою важную встречу?

Петер старался дышать через нос и держать себя в руках:

– Дорогая, завтра самый крупный матч года.

– Я знаю, любимый. Завтра я тоже сделаю вид, что это очень важно. А сегодня тебе придется довольствоваться тем, что так считает весь город.

На Миру сложно произвести впечатление. Это одновременно привлекало его и выводило из себя. Он попытался найти другие аргументы, но тщетно. Вздохнув на манер актрисы драматического театра, Мира достала из кармана ключи от «вольво» и, положив их на стол, сжала руку в кулак у него перед носом:

– Ладно, давай сыграем в «камень-ножницы-бумага».

Петер покачал головой, стараясь удержаться от смеха.

– Ну что ты как ребенок, тебе сколько лет?

Мира удивленно подняла глаза:

– Ты что, слабак?

Петер мгновенно стал серьезным и, вперив в нее взгляд, сжал кулак. Мира досчитала до трех – Петер сделал бумагу, а она, явно задержавшись на полсекунды, сложила пальцы ножницами. Петер возмущенно вскрикнул, но было поздно: Мира уже схватила ключи и двинулась в прихожую.

– Ты сжульничала!

– Милый, умей проигрывать. Дети, пока! Слушайтесь папу! Хотя бы немного.

Петер заорал ей вслед:

– Только попробуй уйти! Мошенница!

Он посмотрел на календарь, висевший на холодильнике:

– Да здесь же ни слова про…

Входная дверь хлопнула. Слышно было, как во дворе заводится «вольво». Ана со следами смузи вокруг рта стояла посреди кухни.

– Петер, вы хоть раз у нее в чем-нибудь выиграли? Он помассировал виски.

– Будь добра, скажи моему сыну и дочери, чтобы поскорей одевались и садились в машину.

Ана усердно кивнула:

– Конечно! Вот только пол вытру!

Петер умоляюще покачал головой и достал новую упаковку тряпок.

– Нет, Ана, не надо… пожалуйста! Думаю, будет только хуже.

Когда все отсмеялись, один из спонсоров недовольно посмотрел на директора клуба и, постучав по столу, спросил:

– Ну так что? С Петером могут быть проблемы?

Вытерев со лба пот, директор покачал головой.

– Петер всегда делает так, как лучше для клуба. Всегда. Вы же знаете.