Лазурный берег болота - Дарья Донцова

Шмакова расстреляли. К женщинам же высшую меру применяли крайне редко, по пальцам можно пересчитать представительниц слабого пола, которые вошли в особый коридор спецтюрьмы. Кира Николаевна изобразила жертву, сообщила о жестокости супруга, о том, что он обещал убить ее, если она обратится в милицию. Потом стала себя странно вести на суде, пыталась раздеться, ложилась спать на скамью подсудимых. В конце концов пришлось вызвать к ней врача.

Кира оказалась в больнице, из нее переместилась в особую психиатрическую клинику, оттуда в интернат, где и умерла.

Коробков оттолкнулся ладонями от стола, отъехал на стуле к окну и включил кофемашину.

– Странность, однако.

– Какая? – спросила я.

– Каменевы усыновляют паренька, – заговорил Димон, – в этом возрасте у мальчика почти нет шансов найти приемную семью. Подростков редко и неохотно забирают из интернатов. Как правило, люди хотят усыновить младенцев или ясельников. Даже у шестилеток уже малы шансы стать приемными. А Николай был совсем взрослый. Семья Шмаковых, Игорь, Кира и Коля, была прописана в Москве. Мальчик ходил в столичную школу. Когда он очутился в семье Каменевых, то сменил школу, пришел в новый класс, где и познакомился с Вероникой.

– Интересно, девочка знала, кто биологические родители Коли? – пробормотала я.

Димон пошевелил «мышкой».

– Думаю, нет. Есть тайны, которые люди хранят всю жизнь. Николаю сменили не только фамилию, но и отчество. Иметь в анкете отца – серийного убийцу, и сумасшедшую мать, его помощницу, как-то не комильфо. Коля был официально усыновлен, значит, во всех бумагах в графе «родители» он упоминал Петра Каменева и Инессу Штих. Они обеспеченная пара, жили в просторной кооперативной квартире, которая потом, после их кончины, отошла Алене, дочери Инессы от первого брака. Николай официально ничего не получил. Но никаких судов для «откусывания» своей доли он не затевал.

Теперь о Веронике. Ее родители погибли в горах, они увлекались альпинизмом. Девочка с трех лет воспитывалась бабушкой, вдовой генерала. Думаю, материальных проблем в семье не было. Поженились Коля и Ника почти сразу после того, как им исполнилось восемнадцать. Поскольку у меня перед глазами документы, сухие справки, то не могу сказать, как бабушка невесты отнеслась к столь раннему браку внучки. Николай остался по-прежнему прописан в квартире уже покойных приемных родителей, Вероника в родных апартаментах. Где они жили, фактически неизвестно. Ну а теперь то, что мне показалось самым интересным. Игорь и Кира, биологические родители Николая, были прописаны в Москве в однушке. Отец еще владел домом в деревне.

Димон сделал паузу.

– Продолжай, – велела я.

– До того, как родного отца задержали, сын был прописан в Москве с родителями, – потер руки Коробков. – Думаю, ты понимаешь, что расстрельное дело с множеством жертв не за одну неделю для передачи в суд подготовили. Долго работали. Потом процесс… Не быстро судебная машина вертится. И что происходит с квадратными метрами, которыми владел Игорь Шмаков? Коля остается зарегистрированным в Москве, и на него оформляют дом, который молодой Игорь Шмаков приобрел в тысяча девятьсот сорок четвертом году.

– Еще война шла, а он озаботился покупкой фазенды, – поразилась я.

– До победы оставался еще год, – согласился Димон, – но уже было ясно, что фашисты не победят. Советская армия гнала их прочь. И однушки у Шмакова пока не было. Маленькая квартирка принадлежала Кире, будущей жене жестокого убийцы. А за пять лет до женитьбы Игорь становится владельцем недвижимости в селе… Угадай название?

– Невыполнимая задача, – вздохнула я.

– Подумай, – не отставал Димон, – ты слышала про это село.

Я подняла руки.

– Сдаюсь.

– Кокошкино, – заявил Димон. – Дом стоит на опушке леса, зеленый массив, густой. А в чаще, в укромном месте, находится кладбище жертв маньяка. Игорь Шмаков сидит в следственном изоляторе, его жена тоже задержана. Дача стоит пустая, никому не нужная. Ее во время следствия переписывают на Колю. Теперь напряги память. Николай говорит Веронике, что им надо приобрести дом на свежем воздухе. А квартиру жены предложил сдать. Ника не согласилась, она не понимала, зачем им недвижимость в деревне. Муж более разговоров о фазенде не заводил, но вскоре привез супругу в крепкое благоустроенное здание со всей необходимой мебелью и утварью. Все было новое. Николай таки купил дом, и ему повезло: прежний хозяин отдал его, сделав ремонт и приобретя то, что необходимо для жизни. И где находится недвижимость? А? Тань?

– В Кокошкине?

– В точку! – обрадовался Коробков. – Там расположен добротный дом, для советских лет просто роскошный – есть газ, вода, канализация, электричество. Не щитовой сарайчик, куда надо ведра таскать и баллоны привозить.

Глава девятая

– Дом находится в том селе, где жили родные отец и мать Коли? – удивилась я. – Или в области есть еще одно Кокошкино?

Димон со вкусом чихнул.

– Ты порой демонстрируешь редкостную несообразительность. Николай вернулся в отчий дом, он ничего не покупал.

– Он обманул жену, – протянула я.

– Возможно, просто не хотел рассказывать ей правду об отце-маньяке, – поправил меня Димон.

– Странно, – сказала я, – ничего не сообщил супруге и не побоялся, что кто-то из соседей расскажет ей правду?

Димон потянулся.

– Дом Игоря Шмакова имел адрес – почтовое отделение Кокошкино, но стоял не в самом селе, а на большом удалении от него, на опушке леса. При нем был огромный участок. Думаю, владелец не общался с деревенскими.

Я встала и начала ходить по комнате.

– Люди любопытны. К Шмакову нагрянула милиция. Небось понятых нашли из местных. Да о таком событии народ до скончания века не забудет.

– Тань, сядь, – попросил приятель, – не мельтеши перед глазами.

Я остановилась.

– Представь себя на месте Николая. Ты захочешь жить в доме, в котором арестовали твоих отца и мать? И ты говорил, что там неподалеку в лесу нашли кладбище его жертв. Мне бы в голову не пришло вернуться в такое место. Постаралась бы как можно быстрее его продать.

– В год задержания родителей Коля был школьником, – напомнил Димон, – подозреваю, что ему могли не сообщить правды.