Наше время - протоиерей Андрей Ткачев

Нужно стараться познавать Промысл Божий в истории народов, в истории Церкви, в личной своей истории, оглядываясь назад, в истории детей своих и ближних своих, выслушивая их рассказы и исповеди. Нужно стараться не нарушать всех промыслительных действий Господа Бога в мире, чтобы не быть Ему противником. Человек – маленький камушек в огромной мозаике, красоту которой можно понять, лишь отдалившись на необходимое расстояние.

Начинается сначала – от сотворения мира!

Сказка о Колобке на новый лад. Человек и его творения

У них не было детей. В немолодые годы эта тяжесть с каждым днем все больше пригибает человека к земле. У них не было детей, и уже не было надежды родить их так, как рождаются обычные люди. Конечно, бывают те, кто может родить в старости. Но таковых до крайности мало. Авраам и Сарра, Захария и Елисавета… Наших героев звали иначе, и в этом смысле у них не было шансов. Поэтому он сказал ей: «Иди и скреби по сусекам». Она послушно пошла, и вскоре был у них Колобок, круглый, как мяч, и румяный, как бабка в годы далекой юности.

У него тоже не было детей. А еще не было ни бабки, ни сусеков с остатками муки. А желание иметь детей было. И он взял полено, чтобы вырезать деревянного мальчика. Наличие деревянного мальчика всегда лучше, чем отсутствие любых мальчиков. К тому же никто не знал, что мертвое оживет и бездвижное придет в движение. Никто не знал, что Колобок покатится по маршруту с конечными остановками «Подоконник – Пасть Лисы», а Буратино возьмется воплощать сюжет притчи о Блудном сыне. И вот они стали родителями: безымянные супруги из русской сказки и шарманщик Карло. Вскоре будут они безутешны. Старики – навсегда, а Карло – на время. Потому что свет их очей – деревянный мальчик и хлебный мячик, – едва появившись на свет, скроются из вида.

Русская сказка и Алексей Толстой не знают творения из ничего. Сие не мудрено. Творение из ничего не поддается описанию и без благодати – как шапочка – на голову не налезет. Герои творят из того, что есть: мука и дерево. Они оживляют сотворенное, которое, как только оживет, сразу проявляет строптивость и наглость, дерзость и хвастовство. Вчерашнее полено бросает молотком в сверчка, хамит и бежит из дома. Самоуверенное хлебобулочное изделие думает, что успешное бегство от дряхлых стариков – залог всегдашних успешных побегов. Не иначе мертвая природа заразилась от человека всеми страстями. Стоит ее оживить – она перейдет к бунту и празднику непослушания.

Ты, человек, становясь творцом с маленькой буквы, приводишь в бытие то, что тебя перестанет слушаться. И уж лучше пусть это будет Колобок, а не ядерный реактор.

Ведь не сидится же никому дома: ни Буратино в каморке, ни Колобку в избе. Почему бегство неизбежно? Корни этой драматургии где? Не в том ли событии, которое зовется грехопадением и пропитывает всю ткань бытия?

Ты, человек, становясь творцом с маленькой буквы, приводишь в бытие то, что тебя перестанет слушаться. И уж лучше пусть это будет Колобок, а не ядерный реактор. Но все равно: голос райской трагедии или – глубже – голос ангельского бунта слышны в этих двух историях. И разве только в двух? Чичиков, коль скоро вышел из-под пера, проворно побежал по миру, и его уже не остановишь. Вместе с Коробочкой, Маниловым и Ноздревым явившись к Гоголю, они его в гроб и свели. И все остальные бессмертные персонажи самостоятельно жить не перестают. Татьяна Ларина все так же непоколебимо верна законному мужу, а Онегин так же безнадежно и самоубийственно влюблен. Все живут, все копошатся и движутся. Мадам Бовари носится в закрытой карете по улицам ночного Парижа, и д’Артаньян, сменивший плащ на пиджак, предлагает свои услуги де Тревилю – теперь высокому чиновнику госбезопасности.

Все бессмертные типажи наполняют собою жизненное пространство. Они живут независимо от авторов. Они бунтуют, потому что выпущены наружу, словно джинн. Первое, на что они способны, это восстание против автора-папы. Это восстание, дублирующее древний бунт грехопадения, вначале – ангельский, затем – человеческий. И не одному только Буратино найдется место среди оживших кукол, как не одному лишь Гомеру пребывать среди поэтов. Еще есть Ихтиандр, дышащий то жабрами в воде, то одним легким на улице. Этому, видишь ли, земной любви захотелось. Есть Винни Пух, засыпающий читателей дзен-буддистским остроумием – то ли вопреки опилкам в голове, то ли благодаря именно им.

Человек не может не творить, раз уж создан он по образу Творца и с приказом приобрести подобие. А то, что сотворяет человек из полена, или муки, или художественного текста, ведет себя так же непослушно, как и сам человек. Деревянный мальчик хамит, мячик из муки совершает роковое бегство, художественные персонажи начинают автономное и непредсказуемое существование. В мире, полном поименованных явлений, мы живем. Это заметно, как только присмотришься к тому, что вокруг, и к тому, что внутри.

Бог как реальность. Спасительная одержимость

Бог – это Тот, о Ком у нас не возникало бы никаких вопросов, если бы мы не были грешны, если бы мы не выпали из Рая, как птенец выпадает из гнезда, – тогда все было бы по-иному и Бог не был бы проблемой. Сейчас Бог – это проблема и вопрос. Есть ли Он? А если есть – то где Он? А если есть и где – то какой Он? Что я должен Ему? Что Он должен мне? Тысячи вопросов возникают у человека. Но этого бы всего не было, если бы мы не согрешили, если бы грех не затмевал наши очи. Мы должны сознаться в том, что все сложные, заковыристые вопросы о Боге сложны именно в силу нашей греховности, помраченности нашего ума. Помрачен ум человеческий, ослаблена воля человеческая. Задерган человек, он дезориентирован, он сегодня думает это, завтра – то, сейчас думает одно, а через полчаса – совершенно другое. Внутри одной минуты он может колебаться сердцем направо и налево. Потому что, повторюсь, дезориентирован и помрачен.

Предположим, читатель спросил себя: что реально? Реален стол, на который он опирается руками. Реальна книга, которую он может листать, читать и пересказывать. Реален электрический свет. Реальны стены, которые он не может пробить рукой, а если столкнется с ними, то отскочит. Реальна масса вещей, относящихся непосредственно к нему: реален крест на груди, реальны волосы на голове.