Тринадцать секунд - Кирилл Берендеев

– Все, Сергеич, поездом поедешь, – послышалось снизу, и грохот стих. Я открыл дверь на лоджию, через которую предстояло пройти в коридор, и, раздвинув стоявшие повсюду доски, посмотрел вниз. Оставив черную «Волгу» в покое, мужики подошли к ларьку и теперь утешались пивом – их работа была закончена окончательно и бесповоротно. А вот мне еще только предстояло пройти через завалы рам, коробок, косяков, щитов ДСП, дабы добраться до следующей вожделенной двери. Два метра пути и двадцать минут чистого времени, потраченного на их прохождение. Извозился я страшно, джинсовый костюм, чудом не порвавшийся о понатыканные всюду гвозди, превратился в подобие строительной робы, мне пришлось снять его и долго трясти, возвращая какое-то подобие утраченного цвета и свежести.

Наконец, я вышел в коридор. Время было непозднее, из-под двери говорливой соседки соловьем разливался Лещенко, та же, что располагалась напротив Окуневской, говорила на два голоса разом: мне слышались иноязычное сопение, перемежаемое стрельбой и бранью. Потом за дверью что-то упало, зазвенело, стрельбу перекрыла недублированная ругань. Заревел отшлепанный ребенок, затем ссора стала утихать, а выстрелы, напротив, усилились.

За пять минут я открыл дверь и скользнул внутрь. Правда, в течении этого времени я дважды ронял связку отмычек о кафельный пол и едва не своротил картофельный ящик, стоявший у двери, выковыривая из замка застрявший инструмент. Но никто не полюбопытствовал моими деяниями, за глаза хватало своих.

Зрелище, представшее моим глазам на входе в квартиру, превосходило самые смелые ожидания. Даже дыхание перехватило пока я, включив фонарик, разглядывал комнату, больше похожую на музейную залу. Позариться было на что: бронзовые купидоны с часами и без оных, канделябры в виде букетов, изящные шкатулки из дорогих пород дерева, а так же мраморные, янтарные, серебряные, палехские, – за стеклом стенки их оказалась целая коллекция. Хрусталь и саксонский фарфор в соседней колонке. И еще глубже в ящиках – золотые брегеты, цепочки и запонки, в коробке из-под томика Ленина хранились дорожные чеки и петровские серебряные рубли, под платками обнаружилась женская заначка в три десятка тысяч рублей на мелкие расходы, в коробке с галстуками и сорочками – мужская, немногим большая. В антикварном секретере, за так называемой потайной полочкой, где хранились паспорта жильцов и их вещей, я обнаружил еще более тайное углубление в коем пребывали ордена Андрея Первозванного и Владимира, а так же изумрудная брошь.

Большая часть всего вышеперечисленного, включая видеокамеру и фотоаппарат, отправились пока на диван, оставалось только подыскать для них пристанище для выноса. Я заглянул в соседнюю комнату: увы, ничего такого там не сыскалось. Только домашний кинотеатр, плазменный телевизор с метровой диагональю, компьютер и неплохая подборка видеодисков, откуда я позаимствовал коробочки с Марлен Дитрих и Грегори Пеком. Да еще маленький бюст Наполеона с рабочего стола. Затем, я прошел в темную комнату, заваленную пустыми коробками из-под свежекупленной техники; выбрав одну, из-под микроволновки, я вытряхнул ее содержимое на пол. Что-то зазвенело, я опустил фонарик.

К моему удивлению из коробки выпала, поблескивая золотом, небольшая менора. Я немедленно принялся потрошить остальные. И точно – в другой от плазменного телевизора, лежало несколько берестяных грамот с отборными древнерусскими ругательствами в адрес проклятых купцов-кредиторов, там, где раньше хранился монитор, теперь располагался маленький складень эдак пятисотлетней давности.

Добытое не помещалось в коробку, да и она трещала по швам от набитых в нее богатств. Поневоле пришлось задуматься, как же я в одиночку дотащу все это до дома. Выражение «своя ноша не тянет» как-то не очень подходило для данного случая.

Положив паспорт от микроволновки в карман, я еще раз оглядел гостеприимную квартиру, пожалев, что отказался от услуг Щербицкого, хотя нет, с ним бы мы перессорились уже здесь. Вздохнув от невозможности объять необъятное, я поставил коробку у двери и присел на дорожку.

Не знаю. То ли я долго сидел, то ли мне вообще не следовало этого делать, а может, лучше придти не сегодня, а в выходной… впрочем, гадать вдруг стало бесполезно. Едва я взялся за удобную дырку в коробке, проделанную специально для переноски в ней тяжелых предметов, как в замок зашуршал ключом, а через мгновение, показавшееся мне едва ли не часом (впрочем, все, что я успел сделать за него – охнуть, опустить коробку обратно на пол и отступить на шаг), дверь распахнулась, впуская в темную прихожую резкий свет лампы дневного света из коридора. Следующие два мгновения протянулись куда быстрее, я отошел еще на шаг от коробки и стал оглядывать стены, видимо, в поисках запасного выхода.

После прихожую залил свет, дверь холодно щелкнула замком, и я, хозяин и хозяйка квартиры взяли на время гоголевскую паузу, пристально разглядывая друг друга.

Вот тут мгновений прошло преизрядно, до слуха донеслось, как под окнами проехало несколько припозднившихся машин, а едва стих мотор последней, хозяйка уронила на пол сумки и пронзительно взвизгнула. Хозяин повторил ее движение и тут же освободившейся рукой прикрыл ей рот, время-то позднее, а другой хватанул с книжной полки купидона поувесистей. Окунев предстал предо мной в самом выгодном для него ракурсе. Он оказался мужчиной плотной комплекции, высокий, и при этом раза в два шире меня в плечах, но без грамма лишнего жира, мускулистый, уверенный в себе. Купидон в руке стал явным излишеством, вполне хватило и солидных кулаков, дабы понять: милицию Окунев вызовет в последнюю очередь.

Я скользнул в комнату, второпях ухватил первое, попавшееся под руку, менору, не влезшую в коробку, немного поцарапанную и потускневшую от времени. Взяв ее как вилы, я отошел к самому окну. Шальная мысль о бегстве через него промелькнула в голове и тут же в панике скрылась.

– Хорош дурить, парень. Клади семисвечник и без фокусов.

Я поколебался немного. Ни с того, ни с чего внимание привлекла надпись, выбитая на ее подставке, поверх еврейских письмен: «Capitur ad imp. Vespasianum ex templo regis Solomonis 824 A. U. C. » [1 - Взято для императора Веспасиана из храма царя Соломона. 824 г. от основания города (лат. ). Под городом имеется в виду Рим, очевидно, надпись сделана в 79 г. н. э., когда войска Тита, захватив Иерусалим, вернулись с похода. ].

Пока я разглядывал менору, Окунев стремительно подошел, вырвал из рук семисвечник, а меня самого отбросил на диван. В правом Окуневском кулаке по-прежнему оставался зажатым купидон, похлопываемый по раскрытой левой ладони в такт хозяйским мыслям.

– Ну и что мы делать будем? – язвительно спросил Окунев.

– Валера, немедленно звони в милицию.

– Успеется, – он передал менору жене, что-то шепнул ей, и та молча ушла на кухню. – Ну-ка вставай и докладывай, как ты про квартиру выяснил, – он встряхнул меня, заслышав, что в куртке что-то позванивает, обыскал, изъяв деньги, драгоценности и документы на печку. Лицо его помрачнело еще больше. – Так, я жду.

– Вы же антиквар, – пискнул я, силясь хотя бы вырваться из стальных рук. В голову влезла непрошенная мысль: интересно, а что чувствует его супруга, когда ее любовно сжимают эти тиски.

– Ну и что?

– Объявление…

– Там только мобильный телефон.

– Этого вполне хватило, – Окунев чертыхнулся, отпустил меня и с досады хлопнул себя по бедру купидоном. Скривившись от боли, поставил на полку.

– Ничему нельзя верить. Стоит только высунуться, сразу налетают….

– А я с самого начала говорила тебе, надо через знакомых такие дела проворачивать. Моей клиентуры и так хватало, так нет же, надо еще взять, – тут же высунулась из кухни супруга, неожданно принявшая мою сторону.

– Помолчи, – он даже не обернулся. – А ведь нам повезло. Что налили левый бензин на заправке.