Камея из Ватикана - Татьяна Устинова

– Тоня? – Родион и собака уставились на нее одинаковыми миндалевидными встревоженными глазами и синхронно склонили головы набок. – А что, уже вечер, да? Как это я! .. Слушай, я не нарочно! Я правда собирался учиться, я даже за компьютер уже сел и отошел на одну минуточку! На секундочку! И забыл! ..

Тонечка закрыла книжку.

– А потом уже поздно было! Я хотел Илюхе позвонить и спросить, что задали!

– И что тебя остановило?

– Я забыл! – вскричал Родион с отчаянием. – Я правда забыл!

Тонечка вздохнула.

– Тоня, – Родион примостился на краешек соседнего кресла и умоляюще заглянул ей в лицо. – Тоня, давай сегодня не будем ругаться, а? Ты меня завтра отругаешь!

– Какая разница? Тебя ругай не ругай, все как об стенку горох.

– Да не горох! Я просто забыл!

– Ты безответственный человек, – сказала Тонечка, вспомнив маму Марину Тимофеевну. – На тебя нет никакой надежды. Вот на твоего отца можно положиться, а на тебя нет.

– Тоня! Я же попросил!

Это было совершенно непедагогично, нелогично и непрактично, но Тонечка поднялась, взяла свою книжку и поцеловала Родиона в заросшую светлыми волосами макушку.

– Бедный ты мой ребенок, – с сочувствием сказала она. – Ни с чем ты не можешь справиться. В первую очередь с собой.

Родион из всего этого понял только одно – он прощен, выяснения отношений не будет, можно не страдать и не каяться.

– Я тебе сейчас покажу, что днем нарисовал, – заговорил он оживленно. – Только Буську накормлю.

– Я сегодня тоже ни за что не отвечаю, – объявила Тонечка. – Ужина нет.

Родион был так счастлив – все обошлось! – что не заметил никакого сарказма.

– Давай я за хлебом сбегаю! И за колбасой! Я мигом! И потом яичницу можно нажарить!

Тут Тонечка сообразила, что он, должно быть, не ел вообще, утренние бутерброды так и остались нетронутыми, и заторопилась.

Через пятнадцать минут Родион сидел над огромной тарелкой спагетти. Макароны были щедро политы грибным соусом и посыпаны изрядной порцией сыра.

– Как вкусно, – выговорил он с набитым ртом. – Как есть охота, ужас!

– Вот и ешь, – велела Тонечка. – Приятного аппетита. И не спеши.

– Люблю, когда сыра много, – продолжал Родион, поглощая спагетти. – Очень вкусно. А где ты была весь день?

– Ну, не весь! Я давным-давно дома.

Родион перестал жевать и посмотрел на нее.

– И… не зашла ко мне?

Тонечка покачала головой. Мальчишка вздохнул:

– Обиделась, да? Что я уроки не слушал?

Тонечка кивнула. Собака подбежала, уселась ему на ногу, задрала голову и внимательно посмотрела на Тонечку – приготовилась защищать.

– Ты глупое животное, – сказала ей хозяйка. – Тебе-то в институт не придется поступать, а потом на работу ходить! ..

– А почему ты в «Муссонах»? – спросил Родион. – Ты что, заболела? ..

…К этому Тонечка тоже еще не привыкла! Родион мог проспать, забыть, прогулять, потерять, но при этом он все вокруг замечал и делал собственные выводы, иногда совершенно непонятные.

Костюм немыслимого цвета она и впрямь надевала нечасто, берегла, жалела и облачалась в него, только когда ей требовалось… утешение.

Такой специальный костюм-утешение под названием «Муссоны»!

– Я упала, – призналась Тонечка. – Мы с Сашей пошли в храм и там… упали. Обе. Она лоб разбила, а я коленку.

– Вы даете!

– Зато с батюшкой познакомились. Очень симпатичный оказался человек!

– Он поп?

Тонечка вздохнула.

– Ты обещал мне показать, что нарисовал.

Теологические вопросы были моментально позабыты, Родион помчался на второй этаж и вскоре вернулся с рисунками.

На всех была – ясное дело! – соседка Саша Шумакова.

Некоторые Саши были больше похожи на оригинал, другие меньше, но везде была подчеркнута ее немного арабская красота – миндалевидные глаза, брови вразлет, смуглая кожа, темные плотные волосы.

– Ну как? – не выдержал мальчишка. – Ничего?

– Очень, – искренне сказала Тонечка. – Как это ты… видишь? Я вот и не заметила, что она похожа на Наоми Кемпбелл!

– Кто такая Наоми Кэмпбелл?

Тонечка засмеялась.

– Ты потом посмотришь в интернете. А сейчас все же позвони Илюхе и спроси, что сегодня задали, чучело ты мое мяучело!

Впрочем, она нисколько не сомневалась, что задание он запишет на каком-нибудь клочке, который потом сам собой потеряется, Родион обо всем позабудет и им все же придется скандалить и ругаться.

Тонечка терпеть не могла скандалить и ругаться.

Мама Марина Тимофеевна считала, что от малодушия.

С утра Тонечка добросовестно караулила Родиона, пока он маялся с онлайн-уроками, вздыхал и гладил под столом свою собаку, которая у него на коленях сидела так, чтобы преподаватели ее не замечали.

Потом, как коршун, нависала над ним, контролируя, чтоб он записал задания.

Потом пообещала, что непременно проверит вечером уроки – и вчерашние тоже!

Все это было ей так скучно, и так не хотелось ничем этим заниматься! Хуже того, было очевидно, что мальчишка все чувствует и ему тоже скучно и неохота, и получается, она ведет с ним не воспитательную, а разрушительную работу!

Все друг про друга понимая, они договорились, что Тонечка сходит на почту, а Родион за это время выучит уроки.

– Завтра Первое мая, Праздник труда, – объявила она. – Будем пироги печь. Хочешь?

Пирогов Родион как раз хотел.

– Ты все-таки поучись, – напоследок попросила Тонечка и ушла.

Под самый Первомай погода, ясное дело, испортилась. Надвинулись тучи, налетел ветер, и Тонечке пришлось возвращаться за курткой с капюшоном.

Центр Дождева, до которого она со своей окраины дошагала минут за пятнадцать, был пуст и тих. Ветер трепал плакучие ивы над крошечным прудиком, мелкий дождь то переставал, то принимался вновь.

На углу улиц Купеческой и Ленина в будке сидел грустный сивый сапожник и, повесив огромный крючковатый нос, зашивал сапог – на самом деле зашивал, тянул дратву, далеко откидывая волосатую руку.