Детектив-пикник - Татьяна Устинова

У Смородина зазвонил мобильный, он отошел в дальний угол и ответил. Я не прислушивалась к разговору, сидела беспомощно на старом стуле и тупо смотрела перед собой. Я – действительно старьевщица, которая хватается за воспоминания и ради этих воспоминаний позволяет плевать себе в душу. Надо было выгнать Даньку еще тогда, ночью, и сейчас я не чувствовала бы себя настолько униженной и использованной. Он пришел сюда не ради меня. Он пришел потому, что Аркадий рассказал ему об этой броши. А брошь эту его дядя, проведший половину жизни в местах заключения, явно когда-то украл и спрятал на черный день. И так уж вышло, что сделал он это на моей даче, будь она неладна…

– Посмотрите, что мне сейчас начальник прислал, – вывел меня из раздумий Смородин и сунул в руки свой мобильный.

На экране я увидела изумительной красоты брошь в виде тонкой ветки с листьями, на каждом из которых был укреплен прозрачный камень – как будто капли росы.

– Это она? – спросила я, возвращая телефон.

– Да. В розыске давным-давно, украдена из частной коллекции. Единственный экземпляр, бриллианты высокой чистоты, ручная работа.

– Но ведь ее даже продать невозможно, раз она в розыске.

– Ну если частному лицу… знаете ведь, сколько развелось людей с дурными деньгами, они могут любую сумму выложить – вещь-то коллекционная. А теперь давайте-ка вашим молодым человеком вплотную займемся.

Этим я заниматься совершенно не хотела, не было сил. Как не было сил признать, что я непроходимая дура, доверчивая старьевщица, которую обманули и опять бросили. Ведь любому понятно, что больше я никогда не услышу голоса Даниила и уж тем более не увижу его.

Сообщив Смородину все, что знала, я попросила разрешения уехать.

– Я не могу больше тут находиться, – сказала я жалобно. – Я вообще сюда больше не смогу приезжать.

– Ну, это вы зря. Домик у вас очень уютный.

– Вам нравится? Дарю.

Смородин покачал головой:

– Вы, Любовь Андреевна, удивительно слабонервная и импульсивная для человека вашей профессии. Сейчас поезжайте домой, отдохните, а через недельку возвращайтесь. Вот увидите – все покажется неважным. А дом – он же память, как я понял. Нельзя памятью раскидываться. Но если в гости пригласите – я приеду с удовольствием, – сказал он и чуть покраснел. – И если номер телефона дадите – тоже буду рад.

Даниила задержали через три дня при попытке продать брошь. Дальнейшая судьба и броши, и самого Даниила меня совершенно не интересовали. Его мать звонила мне несколько раз, просила приехать, но я в конце концов решилась и внесла ее номер в черный список, где ранее оказался и номер ее сына.

На дачу я снова приехала только в конце июля и первое, что сделала, перебрала хлам на чердаке, выбросив все, что не имело никакой ценности. Виктор Смородин звонил мне несколько раз, мы разговаривали на какие-то отвлеченные темы, а однажды он напрямую спросил о том, когда же я появлюсь на даче. И я, не раздумывая, пригласила его в гости. Мы сидели на веранде, пили чай со свежим клубничным вареньем и изумительными булочками, которые Виктор привез, сказав, что они от его мамы.

– Она очень удивилась, когда я сказал, что у меня свидание, – признался он. – Так-то некогда, работаю много, в отделе некомплект, приходится сутки через двое, тут уж не до романов…

– А ты сказал, что собираешься на свидание со старьевщицей? – спросила я, улыбаясь.

– Сказал! – захохотал Виктор. – И мама настоятельно просила, чтобы я и ее с тобой познакомил. Она очень любит старые фотографии.

И мне вдруг стало так легко на душе, словно вместе с частью хлама я выбросила что-то, мешавшее мне жить и дышать. И можно было даже начать строить планы – почему бы и нет. Тем более что Виктор, похоже, тоже был не против.

Мы пили чай, ели булочки с вареньем, над круглым столом мягко светил абажур, отбрасывая кружевные тени по сторонам и создавая какой-то почти старинный уют и покой. Кончался июль, а у меня, похоже, начиналась новая жизнь.

Анна и Сергей Литвиновы

Лягушка

Летняя сказка

Зеркало в ванной – лучшая вещь в квартире. Волшебное оно, что ли? Или просто света здесь мало? Поглядишься в него – и душа аж поет. Чем не царевна? Глаза – огромные, взгляд – надменный, волосы – роскошные. Только дворца не хватает.

Марина улыбнулась своему отражению. Хорошо быть красивой! И вообще – все у нее хорошо. И друг, Костик, – классный, и работа – шикарная, а уж отпуск в такую жару – еще лучше, весь отдел обзавидовался! И у Костика тоже отпуск, и они вместе поедут на море! Или – в горы, или… решим, решим! Как хорошо, когда солнце плавит асфальт, а ты сидишь себе в прохладной квартире и выбираешь, куда поехать отдыхать. На Мальдивы, конечно, не хватит, но есть Турция, с чистым и теплым морем, с кебабом и обжигающим кофе. Есть Египет – разноцветные рыбки, акваланги, пахлава и свежевыжатый сок на завтрак. А Испания – паэлья, сангрия, фламенко? А Италия – настоящая пицца и лучшие в мире шмотки! И совсем скоро столичная бледность сменится загаром, а слегка располневшие бедра похудеют в морских волнах, и Костик, она знала, начнет злиться, когда в ее сторону станут поглядывать восхищенные иностранцы.

– Костик, ну давай поскорей выбирать, куда едем! – приставала она.

А Костик, зануда, все размышляет. Он все время такой: сначала раз сто отмерит. Посомневается. Все просчитает…

Знакомый психолог сказал Марине, чтоб она на Костю не злилась: «Закон компенсации, милочка. Ты – шебутная, он – спокойный. У тебя в голове – ветер, у него – компьютер. Терпи, лапочка, с твоим характером тебе такой друг и нужен. Ты – гоночный болид, а он – твой ограничитель скорости».

Сначала Марина покорно ждала. Подсовывала Костяну рекламные проспекты. Расхваливала скромную простоту Европы и экзотику Азии. Но тот упорно темнил. Заводил странные разговоры о «поддержке отечественного производителя». Выступал с монологами об «экономичном планировании бюджета». Расхваливал «первозданные красоты российской природы».

Марина расстроилась и насторожилась: «Неужели куда в глушь позовет? К деревенской родне? ! Или, того хуже, в поход на байдарках? !! »