Королева ходит последней - Ольга Валентеева

– Что ж, вы меня убедили, – сказала я милостиво. – Сегодня отдыхайте и осматривайтесь, я прикажу отвести вам комнату. И подойдете к начальнику охраны, он составит для вас график службы…

– Мне не нужен график, – невежливо перебил Вейс. – Приказ моего короля: быть с вами ежеминутно.

– Что, и в постель меня укладывать будете? – Я едва не подскочила с кресла.

– Если понадобится, то буду. – Вейс даже глазом не моргнул. – Не сочтите за наглость с моей стороны, это единственный выход, который вижу.

– Ступайте. Завтра с утра жду вас.

– Благодарю, ваше величество, – поклонился Вейс, а я вызвала слугу и приказала подготовить комнаты для нового телохранителя. Будет он меня укладывать!

Вейс вышел, а я с силой ударила кулаком по ручке кресла. И что ты будешь делать? Был только один вариант – выжить Вейса отсюда. Пусть пишет в Изельгард, Осмонду, куда угодно или сбежит, его никто и искать не будет, но и я не стану терпеть открытый шпионаж. Мерзость!

Куда бы его отправить с глаз долой? В том-то и дело, что некуда. Стоило выйти из комнаты, как меня окружили фрейлины.

– Ваше величество, вы бледны, – заохали они. – Дурно спали в эту ночь? Видели нехорошие сны?

– Да, – ответила я. – Один крайне нехороший сон – пса, который намеревается укусить. Вот только во сне я лишила его зубов.

– Это к удаче, ваше величество, – затрещали девицы. Пустоголовые курицы! И, как и Вейс, неистребимы. Королеве положены фрейлины, и я приближала тех, чьи семейства могли мне пригодиться. И кто виноват, что половина из них – просто мебель?

– Хочу побыть одна, все вон! – приказала им. Действительно хотелось отдохнуть. У меня был один способ отдыха. Когда все ушли, села к столу, взяла чистый лист и вывела: «Дорогой Э. , в Литонии зима никак не начнется. Сегодня вместо снега с неба сыплется крупа, и это совсем не радует. Я вспоминаю, как мы с тобой проводили зиму тогда в Изельгарде. Ты пробирался ко мне, и мы сидели у камина до самого утра, болтая о всякой чепухе. Мне так этого не хватает. Мне тебя не хватает. Нет, ты не подумай, я по-прежнему не претендую на место в твоем сердце, но, бывает, так хочется с кем-то поделиться внезапной мыслью, или шуткой, или даже какой-то глупостью, а никого нет. Никого, представляешь? Для меня война продолжается по сей день. И призрак Илверта все еще где-то здесь, в этих коридорах. В непогоду он мне снится. Стоит с кинжалом в груди и таращится пустыми глазницами. И страшно спать, и жить страшно. И хочется сдаться, но не могу. Я никогда не была слабой, нечего и становиться. А брат снова прислал шпиона. Ты бы оценил. Даже скрывать не стал, что приставляет надсмотрщика. Думает, это поможет? Я далеко не так глупа и не собираюсь быть его пешкой. Марионеткой на троне. Это моя страна, нравится мне это или нет. Моя, понимаешь? Она принадлежит моему сыну. А Осмонд… Осмонд пусть занимается Изельгардом. Ты бы меня осудил, наверное. Хотя разве ты когда-то меня осуждал? Вот и сейчас не стал бы. Жаль, у тебя не попросишь совета. Ты знал бы, что делать, а я не знаю. Прости, что снова пишу, но так легче. Кажется, будто ты где-то рядом и действительно можно с тобой посоветоваться. Глупо, все-таки глупо. Да ладно, пусть так. Я буду сильной, обещаю. Бранда».

Перечитала письмо, сложила несколько раз – и бросила в камин, как и всегда. Я никогда бы не решилась написать Эрвингу. Мои люди в Изельгарде сообщали, что он женат и счастлив, а кто я такая, чтобы мешать его счастью? Нет, я больше его не любила, но в сердце осталась дыра. Большая, размером с луну. А Эрвинг был мне единственным другом, и мне его не хватало. Письмо горело быстро и весело. Я улыбнулась. Через час начинался совет, надо переодеться и сменить прическу. Советники, конечно, ослы, но и с ними надо найти общий язык. Я все равно их переиграю.

Глава 3

Ник Вейс

Ненавидел ли я Литонию? Когда-то да. Когда попал в плен и думал, что умру. Когда видел, как гибли мои товарищи. Но мне повезло. На моем пути встретился человек, протянувший руку помощи. Лер Ибрахим Мейр. Мой хозяин. Когда после позорной казни нас всех сделали рабами, я ждал худшего. Сначала мелькали мысли о том, чтобы покончить со всем раз и навсегда. Смерть виделась лучшим выходом. В пути мне было слишком плохо, чтобы решиться: раны вызывали жар, и я шел вперед только стараниями Эрвинга Аттеуса. Но после казни сознание прояснилось. Я понимал, что меня ждет. Да, жизнь сложно упрекнуть в том, что она гладила меня по голове. Такого не было никогда, и я привык ожидать худшего. Но со связанными руками сложно найти какие-то варианты, а когда попытался бежать, меня просто спеленали, как младенца, и в таком виде доставили в дом лера Мейра.

Он был уже стар. На момент начала Литонской войны ему как раз исполнилось шестьдесят восемь, а сейчас и вовсе перевалило на восьмой десяток. Прямой, как палка, строгий, с колким взглядом глаз-буравчиков, лер Мейр казался мне воплощением всего, что я ненавидел в Литонии. Я заранее проклинал его за мою судьбу, а он вдруг приказал:

– Умыть, переодеть, накормить. А вам, молодой человек, советую не делать глупостей. Мне не хотелось бы сажать вас на цепь.

В том, что он мог, я не сомневался. И потом привык сначала хорошо разведать ситуацию, а потом уже принимать решения. Поэтому с наслаждением вымылся, никого не придушив, переоделся в чистое и наелся досыта. Кто знает, когда теперь удастся.

Лер Мейр ждал меня в гостиной своего столичного особняка. Я замер перед ним и ждал, что вот-вот он прикажет меня избить, пытать или еще что-нибудь, но он приказал:

– Садитесь, молодой человек. Нас ждет долгий разговор.

Я присел на краешек кресла и уставился на него.

– Итак, ваше имя…

– Ник, – ответил я.

– Хорошо, Ник. Меня, как вы поняли, зовут Ибрахим Мейр. И отныне нам придется какое-то время существовать в одном пространстве. Оба мои сына погибли в этой войне, не оставив наследников. Скажите, есть ли кто-то, кто ждет вас в Изельгарде?

– Нет, – ответил я.

– Ни родителей, ни жены?

– Нет.

– Это к лучшему, – непонятно чему кивнул старик. – Выслушайте меня, Ник. И предупреждаю сразу: попытаетесь кому-то передать содержание нашего разговора, выменять на привилегии или свою свободу, вам никто не поверит, потому что вы – враг и раб, а я – уважаемый человек, не раз доказавший преданность Литонии и отдавший ей самое ценное, что у меня было. Своих детей.