Комонс - Борис Батыршин

Я ухмыльнулся. Помнится, бродила в Сети история неизвестного автора, посвящённая малоизвестному эпизоду как раз нужного периода. Стили изложения там, такой… своеобразный. Настолько, что я запомнил его почти слово в слово.

– Регламент? – деловито осведомляюсь я. – В смысле, сколько у меня времени?

Ну, если Геша и сейчас не выставит меня из класса – значит, я что-то насчёт него не понимаю.

…о стенки черепушки бьётся в истерике Женькино сознание. Бедняга, такой стресс…

– Пяти минут хватит? – отвечает вопросом на вопрос директор.

Киваю. Вы хочете песен? Их есть у меня!

– Итак, война с Ираном. – бодро начинаю голосом блогера, записывающего очередной ролик, – В смысле – с Персией, он тогда назывался именно так. В 1805-м году Россия воевала с Францией в составе Третьей коалиции. Но у французов был Наполеон, а у нас – австрийцы, так что успехов на горизонте не просматривалось. Тем временем на юге, у персидского Баба-хана, с мурлыканием читавшего сводки с европейских фронтов, возникла идея. Баба-хан перестал мурлыкать и пошел войной на Россию, рассчитывая расплатиться за поражения 1804-го года. Момент был выбран удачно: из-за очередной постановки спектакля «Толпа криворуких союзников и Россия, которая пытается всех спасти», Петербург не мог прислать ни одного солдата – на весь Кавказ было от силы, тысяч десять штыков!

Я остановился, чтобы перевести дух. В классе повисла тишина. Челюсти, по меньшей мере, половины пребывали где-то в районе узла пионерского галстука.

То ли ещё будет, птенчики…

– Итак, на город Шушу, – я повернулся к висящей на доске карте и ткнул куда-то в район Закавказья, – где стояли гарнизоном шесть рот егерей майора Лисаневича, двинулись двадцать тысяч персидского войска под началом принца Аббаса-Мирзы. Думаю, он как Ксеркс, тащил за собой позолоченную платформу с кучей уродов и наложниц. Узнав об этом, князь Цицианов выслал всю подмогу, которую только смог. Все 493 солдата и офицера семнадцатого егерского полка при двух орудиях.

Тишина была – можно услышать пролетевшую муху. Геша, и тот замер, стиснув в побелевших пальцах деревянную указку.

– Их перехватили у реки Шах-Булах. Персидский авангард. Скромные четыре тысячи сабель. В то время на Кавказе сражения с за сражения и официально проходили в рапортах как «учения в условиях, приближенных к боевым». Так что, Карягин комплексовать не стал – построил егерей в каре, отбил персидскую кавалерию и встал укреплённым лагерем-вагенбургом. Персы атаковали их до ночи, после чего взяли тайм-аут на расчистку груд персиянских трупов и похоронные стенания. К утру, прочитав в присланном из ставки Баба-хана наставлении…

Я запнулся, чуть не сказав «мануал», как было в оригинале той интернет-истории. Фу ты чёрт…

– …так вот, прочитав в наставлении: «Если враг укрепился и этот враг – русские, не стоит переть на него в лоб, даже если вас двадцать тысяч, а их четыреста человек», персы принялись палить по вагенбургу из пушек. Наши в ответ сделали вылазку, пробились к персидской батарее и повзрывали всё, сбросив в реку обломки пушечных лафетов с похабными надписями и картинками.

Кто-то хихикнул. Геша свирепо выпучил глаза, но промолчал.

– …но положения это не спасло. Провоевав еще день, Карягин заподозрил, что трём сотням егерей перебить целую армию всё же не под силу. Жажда, опять же. Зной. Пули. И двадцать тысяч персов вокруг. Неуютно, знаете ли…

Снова смешок, и сразу – шиканье, адресованное весельчаку. Значит, хотят дослушать? Что ж, пойдём навстречу народу…

– На офицерском совете были предложены два варианта: или остаемся здесь и умираем, кто «за»? Никого. Или прорываем кольцо и, пока персы пытаются нас догнать, штурмуем ближайшую крепость и сидим за её стенами. Там тепло. Хорошо. И мухи не кусают. Правда, нас уже не три сотни, а две, а персов по-прежнему десятки тысяч, и все это будет похоже на голливудский боевик…

Лёгкий гул, тут же сошедший на нет. Ну да, здесь о голливудских боевиках лишь читали разгромные статьи в газете «Советская Культура»…

– …итак, решено было прорываться. Ночью. Перерезав персидских часовых и стараясь не дышать, участники шоу «Остаться в живых, когда остаться в живых нельзя» вышли из окружения. Потом была погоня, перестрелка, наши оторвались в лесу от махмудов и вышли к крепости. К тому моменту вокруг уцелевших – а ведь шел четвёртый день непрерывных боев, штыковых схваток и игр в прятки по ночам – уже сияла золотистая аура…

Галка Блюмина, сидящая на второй парте, ахнула и зажала губы ладошками. Я не отреагировал – Остапа понесло.

– …поэтому Карягин велел разбить ворота крепости ядром, после чего устало спросил у гарнизона: «Ребята, посмотрите на нас. Вы, правда, хотите попробовать? Вот, правда? »

Я сделал паузу, давая слушателям переварить сказанное.

– …ребята намек поняли и разбежались, прирезав по дороге двух своих ханов. Но это был ещё не конец. Выяснилось, что еды в крепости нет. Совсем. Нисколько. И Карягин вновь обратился к егерям.

Что-то сухо треснуло. Я скосил глаза – в руках у Геши две половинки указки.

– «…я знаю, что это даже не безумие, сказал Карягин, что для этого вообще нет человеческих слов. Нас нет и ста восьмидесяти, почти все ранены, истощены, вымотаны. Провианта нет. Боеприпасы кончаются. Зато есть обоз с ранеными, тяжеленные телеги, которые придётся тащить на себе, потому что лошади нужны для пушек. Перед воротами крепости Аббас-Мирза – слышите хрюканье его ручных уродов и хохот его наложниц? Это он ждет, когда голод сделает то, что не смогли сделать двадцать тысяч персов. Но ждёт он зря, потому что ночью мы уйдём, прорвёмся к другой крепости, которую снова возьмём штурмом, имея на плечах всю персидскую армию. А так же уродов и наложниц. Это не боевик. И не эпос. Это русская история, птенчики, и вы ее главные действующие лица…»

Я сделал паузу и обвёл взглядом одноклассников. Поймал взгляд Милады – она слабо улыбнулась. Мне.

…нравится? Не поверишь, мне тоже…

– Говорят, на небесах был когда-то ангел, отвечавший за невозможное. Так вот, ночью когда Карягин выступил из крепости, этот ангел умер от недоумения. Егеря – а они беспрерывно сражались уже две недели – выскользнули из крепости. Как ночные призраки, как нетопыри, как существа с Той, Запретной Стороны. Но пик безумия, отваги и силы духа был впереди. Продвигавшиеся сквозь тьму, морок, боль, голод и жажду егеря наткнулись на ров, через который нельзя было переправить пушки, а без них крепость было не взять. Леса, чтобы заполнить ров, рядом не было, а персы могли настигнуть их в любую минуту. Четыре солдата – одного звали Гаврила Сидоров – молча спрыгнули в ров. И легли. Как бревна. Тяжеленные пушки поехали по ним. Под хруст костей, стоны боли. На пушечный лафет брызнуло красным. Изо рва поднялись только двое, и отряд двинулся дальше…