Утесы Бедлама - Наташа Полли

– Мы представимся картографами. И сдержим свое слово. Министерство попросило составить точную карту региона. Если нас спросят об инструментах для обрезки черенков, скажем, что мы ищем редкие виды… чего-то, что растет в тех же условиях на той же высоте, – с надеждой в голосе закончил Клем.

– Кофе, – предложил я. – Но сомневаюсь, что нам кто-то поверит.

– Я как раз хотел кое о чем поговорить с тобой. Твой отец жил в Перу некоторое время, не так ли?

– В миссионерской деревне индейцев под названием Нью-Бетлехем. Примерно вот здесь. – Я показал точку на карте рядом с Боливией. – Мой дедушка участвовал в одной из первых экспедиций по добыче хинина, но его поймали, и ему пришлось какое-то время прятаться. Его приютили местные жители. Папа ездил в Перу за другими растениями, в основном за орхидеями. И за кофе. Там растет сорт кофе, невосприимчивый к морозу. Он жил в Перу по четыре-пять месяцев в год.

Я немного помолчал и продолжил:

– Но нам придется спрашивать у местных о расположении деревни, как только мы окажемся в Андах. Ни папа, ни дедушка не отметили ее на карте. Папа говорил, что некоторые места не должны быть отмечены на картах. Однажды я начал расспрашивать его, и он очень рассердился. Он никогда не кричал на меня, как в тот день.

– Ох, как полезно.

– Да что ты, – я махнул рукой. Папа оставил не очень много ценной информации. В основном он рассказывал о жизни в Перу и о том, как ловить рыбу. У него была плохая память, в которой не хватило места для картографии и финансов. Злиться на него из-за этого было, как обвинять бабочку в неумении плести паутину.

– Он не объяснял почему?

– Нет, – ответил я и погрузился в воспоминания. Раньше этот вопрос не приходил мне в голову. – Он родился в Перу. Думаю, он пытался защитить индейцев.

– В этом нет ничего постыдного, – сказал Клем. – Мы действительно привыкли приходить без приглашения и красть их какао. Как думаешь, кто-то до сих пор помнит его? Кто-нибудь захочет нам помочь?

– Думаю, да. Но вряд ли мы получим ответное письмо из тех мест, – сказал я, вскинув голову.

– В письмах нет необходимости, – возразил Клем. – Найдем проводника и узнаем все подробности на месте. На самом деле так даже лучше. Никаких бумажных улик, никаких писем, никаких доказательств. Мы пересечем Анды, найдем человека, который проведет нас в деревню, а там до хинных лесов рукой подать. Если местные узнают тебя, они наверняка помогут нам. Они ни о чем не догадаются, а нам понадобится помощь местных жителей, если мы хотим найти эти проклятые деревья.

– Но я – не мой дед. Даже если там живут те же люди, я не говорю на языке кечуа…

– Зато на нем говорю я. Я хочу, чтобы ты отправился с нами, не только по этой причине. Смысл вот в чем. Мы с проводником отправимся в леса цинхоны и вернемся с семенами или черенками, о которых далее будешь заботиться ты. Если путь будет несложным, то ты даже можешь отправиться в лес с нами. – Клем вскинул брови, потому что я начал качать головой, пока он говорил. – Я бы вздохнул свободнее, если бы черенки выбрал и срезал именно ты. Подозреваю, ты знаешь и как за ними ухаживать?

– Догадываюсь, – уклончиво ответил я.

– Хорошо. Так что скажешь? Забудь о ноге. Это не повод сидеть сложа руки.

– Повод.

– Я возьму на себя ответственность за маршрут. Меррик, Министерство по делам Индии выбрало тебя. Не я один хочу, чтобы ты отправился с нами. Они не забыли о тебе.

– Не сомневаюсь. Но я действительно не могу ходить. Возможно, мне станет лучше, если я в хорошей компании займусь чем-то полезным, но не намного.

– Ты можешь ездить верхом?

– Да.

– Хорошо. Эм, мне нужны твои знания и семейные связи, а остальное я возьму на себя. Никто не ждет, что ты станешь скакать по лесам, как заяц. Пусть и тяжело будет помочь тебе туда добраться, но это ничто по сравнению с пользой от твоего участия. Понимаешь?

– Ты действительно так считаешь?

– Нет, я лгу. И Министерство по делам Индии тоже. Оно всегда славилось своим сентиментальным отношением к жизни.

Я окинул взглядом Клема и Минну, и мне захотелось убедить их в том, что идея была ужасной. В лучшем случае Клем осознает свою ошибку и оставит меня как лишний груз в Арекипе или Асангаро до своего возвращения. В худшем – наступит момент, когда нам придется удирать от кого-то с ружьем, а я не смогу.

– Если у нас получится, нам заплатят огромные деньги, – добавил Клем. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, в каком состоянии дом.

– Я представляю, что такое кажется практически невозможным, – тихо произнесла Минна. – Но, Эм, мы и вправду сможем доставить тебя до туда. Прекрати сомневаться и представь экспедицию как задачу, которую необходимо выполнить.

Я уже почти сказал «нет», но в последний момент четко увидел свое будущее: работа приходским священником в Труро, пока Чарльз по кусочкам избавляется от земли и дома и, когда не остается ничего, переезжает ко мне в свободную комнатку, его окружают люди, которых он всегда ставил ниже себя. И меня. Я бы никогда больше не увидел ничего, кроме Корнуолла да, пожалуй, лондонского дома Клема на Рождество. Я стал бы молчаливым усталым человеком, забившимся в угол. Все части меня, которые уже крошились сейчас, полностью исчезли бы. При должном везении я бы даже не вспомнил, что когда-то был умнее и лучше, но обычно мне редко везло. Минна обеспокоенно хмурилась, и это стало последней каплей. Лучше погибнуть от пули в Андах, чем прожить еще сорок лет под грузом таких взглядов.

– О господи, хорошо. Мы можем попробовать, – выдохнул я. – Но я не буду столь же великодушным, когда все пойдет не по плану.

Клем рассмеялся. Его смех обволакивал, как огромный золотистый пузырь. Он не был наигранным, просто широким. Я никогда не слышал, чтобы Клем пел, но мне всегда казалось, что он легко собрал бы зал.