Зазеркалье - Лин Яровой

– А когда ты уснёшь или умрёшь, то не будет мира, в котором находишься сейчас.

– Для меня – да. Но не для всех остальных.

– Ошибаешься, мой родной. Всех остальных тоже не будет.

Я задумался на пару мгновений. Потом ухмыльнулся и сказал:

– Чёрт. Это словоблудие, но очень ловкое. Из тебя бы вышел хороший юрист.

– Знаю. Но одного в нашей семье достаточно, – ответила Лида. – Я приведу тебе ещё пример. Мушки перед глазами. Почти каждый человек хоть раз их видел. Такие мутные прозрачные червячки, которые мешают жить, если обращать на них внимание.

– У Макса были такие, – вспомнил я. – Он рассказывал. Вроде как они прошли сами.

– На самом деле нет, – ответила Лида. – Просто Максим перестал замечать их, и в его реальности они исчезли. Это скажет тебе любой офтальмолог: единственный способ излечиться от мушек – это забыть о них. Сознание само выбросит их из твоего мира. Так происходит и со всем остальным. В детстве ты видел и слышал то, что теперь кажется тебе нереальным. Но со временем ты перестал замечать все эти знамения… До тех пор, пока в твоей жизни не появилась я.

– Вечно от вас, женщин, одни неприятности.

– Так-так… – Лида цыкнула языком. – Пожалуй, отдам тебя феминисткам за такие фразы.

Я поднял ладони, признавая ошибку.

– Вот только давай без угроз.

– Извиняйся.

– Лида…

– Я говорю, извиняйся. Иначе напишу предсмертную записку, что это ты меня довёл.

– Хорошо-хорошо. Извините, уважаемая жена.

Лида ухмыльнулась.

– Извинения приняты.

– У тебя случайно родственников с Кавказа нет?

– Мой двоюродный дедушка был осетином.

– Оно и видно. Замашки дедушкины.

Я сказал это, и вдруг мне стало стыдно. Шевельнулось чувство вины, когда я понял, что только теперь – спустя двенадцать лет брака – впервые узнаю о дальних родственниках жены. «Она скоро умрёт, а мы ещё не рассказали друг другу столько вещей. Сколько времени было… Сколько часов мы могли провести за разговорами вместо того чтобы ссориться по мелочам».

Я постарался собраться с духом, понимая, что если позволю теперь сожалениям взять верх, то лишь испорчу момент. «Не ной, – приказал себе. – И не сдавайся. Мы ещё поборемся с ведьмой из зеркала».

– Так вот, возвращаясь к теме, – продолжила Лида. – Насчёт путешествия между мирами.

– Слушаю внимательно.

Лида не заметила моей перемены настроения. Либо сделала вид, что не заметила. Она смотрела всё с той же хитринкой во взгляде и рассказывала свою историю:

– У моей бабушки были очки. Толстые такие, несуразные.

– Помню, – кивнул я. – Видел на фотографии.

– Каждый раз, когда бабушка начинала лечить, она снимала их и убирала в сторону. Раньше я думала, что она делает это потому, что её взгляд обладает силой. Как в том фильме помнишь? Про мутантов.

– Люди Икс что ли?

– Ага. Там был такой красавчик, который лазером из глаз стрелял.

– Его звали Циклоп.

– Он самый. Он вечно носил очки, чтобы кого-нибудь случайно взглядом не убить. Вот примерно так я себе представляла бабушку.

– Бабушка – мутант. Дедушка – кавказец. Опасная у тебя родня.

– Говоришь так, будто только сегодня об этом узнал. Ну а если серьёзно… Дело, конечно, не в самом взгляде. А в том, как бабушка видела мир. Видишь ли, в чём соль. Самое трудное – это научиться переходить из одного состояния в другое. И остаться при этом – «нормальным». То есть иметь возможность вернуться.

– Чёрт… Ты опять меня запутала.

– Я в том смысле, что нужен якорь… Не понимаешь?

– Не-а.

Лида тяжело выдохнула. Затем сказала:

– Ну ладно. Объясню проще. Помнишь, когда мы до свадьбы снимали квартиру, у нас был старенький телевизор, который показывал только два канала? И на втором канале вечно были помехи…

Она не договорила. Потому что на журнальном столике вдруг сама собой заиграла шкатулка. Мы с Лидой переглянулись.

– Это мне тоже мерещится? – спросил я.

– Не тебе одному.

Моторчик крутился. Симфония Бетховена звенела в тишине, словно из другого мира. Переливалась серебром звуков.

– Ты подводила?

– Нет.

– Я тоже нет.

Шкатулка доиграла до середины. Как раз до того момента, когда партия становится быстрее, – и вдруг замолкла. А затем начала играть снова. С первой ноты. Словно кто-то остановил механизм и подкрутил его обратно в начало.

Лида вскочила, подбежала к журнальному столику. Захлопнула крышку. Затем посмотрела в лакированное дерево и, закричав, отбросила от себя шкатулку.

– Прочь! Прочь! !!

Лида отшагнула и упала на диван, размахивая руками. Она судорожно водила по волосам, словно снимала с них паутину. Отряхивала одежду от невидимой грязи.

Я подбежал.

– Прочь! Я сказала, прочь! !!

– Лида! Это я!

Она с размаху зарядила мне ладонью в лицо. Попала обручальным кольцом по скуле. Морщась от боли, я попытался схватить жену за руки, но это оказалось не так-то просто. Глаза Лиды были выпучены, рот перекошен. Она не видела меня.

– Лида, это я! Андрей!

Наконец мне удалось скрутить её и придавить телом к дивану. Ещё пару секунд она дергалась, пытаясь меня скинуть, а затем вдруг затихла. Её спина задрожала. Я понял, что Лида вновь плачет.

– Не смотри туда, не смотри, – начал я шептать ей на ухо. – Ты не умрёшь. Вот увидишь, мы что-нибудь обязательно придумаем. В этот раз она не победит. Отстоим тебя. Слышишь, милая? Мы тебя вытащим.

Лида не отвечала, а просто всхлипывала, уткнувшись лицом в диван. Я прижимал её к себе и мысленно просил помощи. Сам не знал у кого. Возможно, в тот момент я говорил с миром. С его невидимой и вездесущей силой, что дрожала в воздухе – в каждой подсвеченной солнцем пылинке. Неожиданно для себя я почувствовал, как вибрация мира пронизывает меня снизу вверх. Как свет поднимается от поясницы к плечам. Тогда я понял, что говорю с силой, которую люди называют Богом.