Три эссе на одну тему - Алексей Борисов

– Цель не обнаружена. Ничего нет! – доложил подполковник.

Чикенёв сидел перед экраном, на котором с радара, вращающегося со скоростью десять оборотов в минуту, отображалась информация о воздушной обстановке в радиусе двухсот километров. На круглом «очке» были нарисованы и полосы трасс, по которым летают гражданские самолёты, и обозначены вертолётные площадки нефтяников. Все они находились совсем не в том месте, где ещё десять минут назад то появлялась, то исчезала белая точка. Чикенёв ещё раз просмотрел поданные на сегодняшний день заявки о полётах малой авиации: все были выполнены. Сняв с правого уха наушник, он взял с пульта «сороку» и, нажав кнопку, спокойным тоном произнёс:

– «Марс», «Тиратрону»!

– Отвечаю, начальник смены, старший лейтенант Зырянов.

– Никитич, запросчик государственного опознавания у нас исправен? ..

– Так точно! – ответил дежурный офицер поста радиотехнического обеспечения полётов.

Алексею Чикенёву хотелось ещё что-то спросить, но слишком много проблем крутилось в голове: Куда исчезла цель? Что это было? А главное, чем он отчитается за поднятое по его команде дежурное звено?

– Благодарю, «Марс», до связи! – сказал капитан, повесил «сороку» на место, поправил наушник и запросил по связи Кузнецова:

– Полсотни два, ответьте! Полсотни два….

– Отвечаю! Полсотни два, – прогремел в наушниках голос лётчика.

– Полсотни два, займите высоту тысяча метров!

– Полсотни два. Понял. Занимаю тысячу метров.

– Шестьсот первый…

– Отвечаю, шестьсот первый!

– Шестьсот первый! Высота шестьсот метров.

– Шестьсот первый. Понял. Есть шестьсот метров.

– Шестьсот первый. Разворот на курс сто шестьдесят градусов. Просмотрите местность!

– Шестьсот первый. Понял. Выполняю разворот на курс сто шестьдесят градусов, просмотреть местность.

– Полсотни два. Разворот на курс сто шестьдесят градусов. Ещё раз просмотрите местность!

– Полсотни два. Выполняю разворот на курс сто шестьдесят градусов. Просмотреть местность.

Владимир Александрович Шпак вел машину, погруженный в не столь приятные воспоминанья о том злосчастном мае восемьдесят седьмого года и о том, что случилось потом.

Ничто беды не предвещало. В стране шла перестройка. Вот разрешили людям торговать и что-то самим делать, к примеру, шить, потом варить и жарить пирожки, и даже открывать свои кафе. И разрешили говорить о демократии и о какой-то там свободе слова.

И девушки одели мини-юбки. Страна вырывалась наружу из плена, в котором была у себя с двадцатых годов. И в ней обнаружилось вдруг, что пока весь советский народ строил свой Коммунизм в труднейшей борьбе в окруженье врагов, другой мир – просто жил.

Увидели все, что после работы (пока ещё в душных видеосалонах без кондиционеров, что после работы итальянец или немец не становился в очередь за колбасой, а шел там в ПАБ – если он англичанин, или в кафе – если он итальянец, чтобы поесть и скоротать свое время. Он там мог познакомиться с девушкой, потом, легко купив презерватив (которых в советской стране почти не было), направиться к себе или к ней в гости.

Там люди зарабатывали деньги, летали на вертолетах и самолетах. И мог, например, инженер купить самолётик себе на зарплату. И чей-то отпрыск несовершеннолетний – Матиас Руст сел в такой самолетик, влетел в СССР и приземлился на Красной Площади.

Последствия были. Понижение в звании, увольнение, кого-то лишали наград, пускали на пенсию, но не лишали её. Обошлось без расстрелов. Отрадно одно: что люди отвыкли уже убивать и приказа сбить эту низколетящую пакость с почти что ребенком отдано не было. Никто не подумал, что может случиться такая вот, блин, провокация.

И началось.

И истребительную авиацию всего Советского Союза замучили проверками по перехватам низколетящих, а самое страшное – очень медленных целей.

Шпак помнил каждый из этих полетов, особенно третий, когда уж расслабился. И всё б ничего, но Миг-23 на форсаже почти вдвое быстрее звука. Он – самолёт с изменяемой геометрией крыла, но на скорости у земли в четыреста километров в час, как раз на той скорости, на которой только и можно начинать вести поиск низколетящей цели, дрожал от начала срыва потоков.

Сконструированный в том числе и для перехватов крылатых ракет никак не мог унизиться до скорости автомобиля на трассе Формулы-1. Четыреста – вот его нижний предел: почти посадочная скорость. Меньше, конечно, и особенно в жару – нельзя! Но денешься куда! ? Казахстан. Тридцать шесть градусов Цельсия у земли. Полеты не отменяли. Сорвался поток. Самолет закрутило. Движок захлебнулся, помпаж, и серией «Тра-та-та-та-та» повыплевывал лопатки и компрессора и турбины. Плоский штопор.

Машина кувыркается игрушкой. Последний взгляд перед собой – и только когда фонарь кабины повернулся к небу, тогда ещё майор Шпак что есть силы дернул две ручки. Те две десятые доли секунды ему до сих пор ещё снятся. Уж очень медленно фонарь поднимается с места. И его ведь ничто не срывает! Поток не набегает, и может даже прижать стекло к фюзеляжу. Но это так кажется. Пиропатроны справляются. И только стекло ушло с поля зрения, он сразу теряет сознание от перегрузки.

И парашют успел наполниться и полностью раскрыться. Глаза от колючек пустынной степи спас шлем со стеклом. Он этим стеклом раздавил паука…

А сейчас Шпак выполнил разворот и думал о том, что ему, давно уж дослужившемуся до пенсии, уж нечего терять. И оттого он полностью отдался красоте полёта: погожий ясный летний вечер; солнце блестит в глади озёр и болот, тайга начинает готовится к осени, меняя цвет с зеленого кой-где уже на желтый.

А молодой капитан Кузнецов радовался, что и в условиях дефицита топлива ему лишний раз удалось полетать. Несмотря на взлёт по тревоге, причин волноваться не было: на экране локатора, зондирующего пространство и переключённого на самый крупный масштаб, он видел только отметку ведущего, который шёл впереди на два километра. А что это могло быть, что разглядел наземный радар – ещё вопрос! Может быть, и не было ничего, может быть – учебная тревога… На худой конец, стая птиц, ну НЛО, в конце концов, о чём так любят снимать фильмы.

Ещё десять минут Чикенёв покружил их над районом, где «засветилась» отметка, и повёл на посадку. Когда самолёты были приняты диспетчером ближней зоны, он повернулся к оператору радиовысотомерной станции, с которым они вместе наблюдали цель: