Обман - Джонатан Келлерман

Хелфготт отступил на два шага. Его ноздри раздувались, за стеклами очков под оправой виднелись капельки пота.

– И вы получили на это одобрение шефа полиции?

– Шеф полиции очень серьезно относится к своим обязанностям.

– Как… любопытно. – Хелфготт вдруг протянул руку, положил ее на плечо Майло и слегка похлопал. – Я уверен, что вы – прекрасный лейтенант полиции и всего лишь выполняете свою работу. Но я тоже должен выполнять свою. Я не могу ничего обещать, пока не посоветуюсь с профессионалами. После этого мы поговорим опять.

Хелфготт направился к дверям, которые вели на взлетную полосу. Девушка за стойкой предупредительно нажала на кнопку, двери открылись, и Хелфготт прошествовал к «Кадиллаку». Шофер, выскочив наружу, торопливо распахнул перед ним пассажирскую дверь.

– А еще говорят, что у учителей неблагодарная работа, – заметил Майло.

Когда мы проходили к выходу мимо стойки, девушка, поглощенная чтением «Элитного путешественника», подняла глаза, улыбнулась и проворковала:

– Всего вам доброго, господа.

Впрочем, во взгляде ее читалось, что после нашего визита неплохо было бы почистить мебель.

Глава 8

Пока мы пробирались из Санта-Моники на запад Лос-Анджелеса, Майло набрал номер офиса шефа, но так и не сумел прорваться через первую линию секретарш и дал отбой.

– И что ты думаешь о господине президенте?

– Обожает свою работу. Готов на все, лишь бы ее не потерять.

– Работа дает ему доступ к такой роскоши, Алекс, что он за нее глотку перегрызет. – Майло побарабанил по рулю. – Жалко, что в уголовном кодексе нет статьи за надменность.

– Мне понравилась твоя аналогия с говядиной.

– Ну да… с этой точки зрения, моя школа готовила фарш для гамбургеров. Знаешь, Алекс, что в нем больше всего бесит? Его высокомерная, насквозь фальшивая скромность. Дескать, особых способностей у меня никогда не было, только старание и настойчивость, и как-то вот в результате получилось окончить с отличием Браун.

– Другой Браун, – уточнил я. – Может, он не так уж кривит душой. Шеф был прав: большинство заведений, которые сейчас составляют Лигу плюща, начинали как духовные училища, но быстро превратились в питомники для отпрысков богатых семей. Потом времена опять изменились, и туда стали принимать в основном отличников и вундеркиндов. Хелфготт не слишком молод; скорее всего, в его время еще зачисляли не по оценкам.

– Кстати, ты же у нас – вундеркинд; почему же не поступил в Лигу?

– Я окончил школу в рабочем предместье, как и ты. Нас нацеливали на технические училища, мало кто из моих друзей вообще задумывался об университете. Я метил выше в первую очередь для того, чтобы оказаться подальше от родителей. Убрался из Миссури, даже не попрощавшись, втихаря купил себе колымагу, сел за руль и уехал.

– В шестнадцать лет… Храбрый был парнишка.

– Речь шла о том, чтобы выжить, – сказал я. – Есть еще одна вещь, о которой я до сих пор никому не говорил, – пришлось пойти на обман, чтобы меня взяли в университет. У матери была подруга, которая тоже в свое время покинула родительский дом; она переехала в Окленд и стала учительницей, так что ей были хорошо понятны мои проблемы. Она подписала документы, что приходится мне тетей и опекуншей и что я долгое время прожил в Калифорнии. Без этого мне было бы не получить калифорнийскую стипендию, а другого источника дохода у меня не было. Я прожил у нее две недели, косил для нее траву по утрам, красил водосточные желоба. Через две недели купил букет ромашек, оставил записку и во второй раз сбежал посреди ночи – уехал на машине в Лос-Анджелес и не возвращался в Окленд до тех пор, когда, уже после защиты диссертации, получил место в психиатрическом институте «Лэнгли Портер».

– Оказывается, мой приятель – жулик… Надо позаботиться, чтобы у тебя отняли диплом.

– Мелкие мошенничества тебе уже не по чину, – возразил я и через пару километров добавил: – Если учесть все пожертвования, которые я сделал университету по окончании, ту стипендию я давно вернул.

– Грехи молодости взывают об искуплении? – Майло рассмеялся.

– Ну, когда-то же надо начинать честную жизнь.

Добравшись до кабинета, Стёрджис первым делом позвонил в офис коронера, доктору Клариссе Джерниган. В прошлом году лейтенант раскрыл убийство одного из ее сотрудников, Бобби Эскобара, хотя официально все лавры достались тамошним ребятам. Когда следствие еще находилось в тупике, Джерниган полусерьезно предложила Майло сделку – он находит убийц, а она обещает проводить вскрытия по его делам вне очереди.

И с тех пор держала слово.

Майло переключил телефон на громкую связь, и четкий голос доктора Джерниган заполнил собой крохотный кабинет.

– Только что закончили зашивать твою жертву. Интересно, с кем еще из местных полубогов, не считая меня, ты испортил отношения?

– В каком смысле, док?

– К нам поступает тело Фримен и вне всякой очереди оказывается на столе. Вместе с ним поступает сопроводиловка, без подписи и не на нашем стандартном бланке. В ней от меня требуют без промедления приступить к вскрытию, а результат пока никому не докладывать. Звоню начальнику; секретарша говорит, типа, его нет, хотя я точно знаю, что он на месте. Мой ассистент говорит, что не видел сопроводиловку, когда привезли тело; то же самое говорит и водитель фургона. Выходит, кто-то приобщил бумагу, стараясь не привлекать особого внимания. Я подумала было, что это ты. Несколько за рамками наших договоренностей, ну да ладно. Только я собралась вскрывать, как звонит мой телефон – личный мобильник, по которому я с детьми созваниваюсь, – и от меня требуют особой конфиденциальности в деле Элизы Фримен. Более или менее дословно: «Я должна быть нема, как рыба». Спрашиваю почему – она кладет трубку.

– Кто – «она»?

– Кто-то, кто утверждает, что звонит с самого верха. Это правда?

– Все может быть.

– Майло, в чем дело? Я «погуглила» эту Фримен – она точно не миллионерша, не звезда и вообще ничего собой не представляет.

– Все довольно сложно, док.

– В переводе – закрой рот и делай свое дело, – констатировала Джерниган. – Думаю, ладно – к черту обиды, закрыла и сделала. И вот что я могу тебе сообщить. В крови большое количество алкоголя, за руль в таком состоянии садиться строго запрещено. Плюс опиаты. Следы уколов отсутствуют, так что они попали в организм как-то еще. Состояние легких однозначно указывает на передозировку. Притом что в целом организм относительно молодой и здоровый.