На одном дыхании! - Татьяна Устинова

Вдова выключила сложную систему видеонаблюдения.

…Интересно, зачем ей это понадобилось? Что именно могли запечатлеть камеры, чего никто и никогда не должен узнать?

Волошин подумал немного и вышел к Глафире.

Она сидела на верхней ступеньке, сильно наклонившись вбок и опершись на локоть, голова опущена низко-низко. Волошин решил, что ей опять плохо, но оказалось, что лучше, чем было. Почти лежа щекой на широких и гладких досках, вытянув губы дудочкой, она пила из лужи.

– Глафира Сергеевна, что вы делаете? !

Она попыталась выпрямиться, не смогла, и Волошин помог ей, не без отвращения. Ну ничего он не мог с собой поделать! ..

– Вы что, пить хотите? !

Она кивнула и облизала растрескавшиеся губы.

– Я принесу воды. Сидите спокойно. Или, может, вам… врача?

– Там посуда немытая, – зачем-то сказала Глафира ему в спину. – Принесите бутылку из холодильника.

Волошин принес.

Она отпила немного, а потом с заметным усилием приложила холодную бутылку к голове, видимо, к тому месту, которое ушибла, когда упала.

– Как вы упали? Поскользнулись?

Она разлепила глаза и посмотрела на него. Волошину на секунду стало стыдно за то, что он ее так… ненавидит.

– Я не упала. Меня ударили.

Волошин пожал плечами.

– В доме пусто. И на участке тоже никого нет. Я с той стороны шел, никого не видел.

– Меня ударили, – монотонно выговорила она. – Я вышла на улицу. Дверь, конечно, оставила открытой.

– Зачем вы вышли?

– Подышать. Какое-то время я просто гуляла, а потом…

– Вы гуляли? !

Она кивнула, сморщилась и передвинула бутылку, которую все прижимала к голове.

– В чем вы гуляли? В этом? !

Она проследила за его рукой. Он показывал на ее «леопардовые» шлепанцы, из которых торчали намазанные лаком ноготки.

…Они с Разлоговым собирались в отпуск, на море. Она приготовилась, купила шлепанцы и сарафан, ногти накрасила, но никакое море не состоялось.

Тут Глафира вдруг осознала, что идиотские шлепанцы у нее на ногах – оба! ..

Но этого просто не может быть! Один она потеряла где-то поблизости, а второй зашвырнула в заросли на бегу. И ударили ее не здесь, а возле решетки цокольного этажа! ..

– Подождите, – сказала она Волошину и поднялась, цепляясь за балюстраду. Он слегка ее поддержал, помог и отстранился.

– Подождите, – повторила Глафира, как будто он ей мешал. – Я была в саду, когда бабахнула дверь. Потом оказалось, что она захлопнулась.

– Дверь открыта, – заметил Волошин, решив быть чутким.

– Я попробовала ее открыть, – не слушая его, продолжала Глафира, – но она не открывалась. Да, точно. И я побежала на ту сторону, к тому крыльцу. И тапку я потеряла! Я пару раз поскользнулась, и она свалилась.

– Свалилась, – повторил Волошин.

Глафира отняла от головы бутылку и попила из нее. Струйка полилась изо рта, потекла по шее, залилась за воротник.

Волошин отвернулся.

– Те двери тоже были закрыты. Они всегда закрыты, понимаете, Марк! Но я посмотрела в окно. И в доме кто-то был! Я ничего не смогла разглядеть, но там совершенно точно кто-то ходил!

– Откуда вы это взяли, если ничего не могли разглядеть?

– Я знаю! – Она почти кричала. – И я побежала к двери в цоколь! Ну да! Я побежала, а вторая тапка мне все время мешала, и я ее куда-то зашвырнула. Не помню, в кусты! Я почти добежала, и тут меня… ударили. И я упала.

– А что вы хотели сделать с дверью в цоколь? Взорвать? Взломать?

Тут она как будто сообразила. Посмотрела на него, ладошкой вытерла мокрую шею и спросила с удивлением:

– Вы мне не верите, Марк?

Он посмотрел на сосны. Они качались торжественно и красиво. Сосны всегда напоминали ему органный зал.

– Вы вчера алкоголем не злоупотребляли, Глафира Сергеевна?

– С чего вы взяли?

– Вы лежали на крыльце, и двери в дом были открыты. Ни в доме, ни на участке никого нет. Ваша… – он поискал слово, – обувь на месте. Должно быть, вы выпили, потеряли равновесие, упали, ударились затылком…

– Телефон, – завопила Глафира. – У меня был телефон! Я его уронила, когда двери бабахнули! Точно! Я разговаривала и от неожиданности уронила, от звука, понимаете? !

– Где уронили? – уточнил Волошин.

Она махнула рукой в сторону сосен – органного зала.

– Там. Я же говорю вам, что вышла подышать! Звонил Дремов, и он мне очень надоел. Это я уже на улице была! А потом телефон опять позвонил, и я его уронила…

Волошин вынул из кармана трубку:

– Этот телефон вы уронили?

Глафира посмотрела:

– Ну… да. А где вы его нашли?

– Он был у вас в руке, – сказал Волошин сухо. – Ну почти в руке. Я его поднял, потому что он звонил.

– В руке? – оторопело переспросила вдова Разлогова.

Глафира как во сне взяла у него телефон, словно не знала, что это за предмет и для чего может быть ей нужен.

– Вы его держали, – повторил Волошин, проводив мобильник глазами. – А потом уронили. Когда упали.

Он весь подобрался от накатившей брезгливости и сказал громко:

– Да и в этих… с позволения сказать, туфельках вряд ли можно гулять, Глафира Сергеевна! А камеры вы зачем все повыключали?

– Какие камеры?

Если играет, значит, играет виртуозно. Инна Чурикова в роли Жанны д’Арк!

– Видеонаблюдения.

– Я не выключала.

Волошин вдохнул и выдохнул.

– Ну, кроме вас, некому, Глафира Сергеевна.

– Я не выключала!

– Но они выключены. Вам, наверное, хотелось… побыть одной, чтобы вас никто не видел и не слышал, да? Так сказать, погоревать в одиночестве. Вы и выключили. И забыли.

Это прозвучало так фальшиво, что он сам смутился.

– Я не забывала и не выключала, Марк!

– Кто звонил вам из Иркутска?