Одна тень на двоих - Татьяна Устинова

– Не какой-то чай из трав, – поправила она, – а успокоительный сбор, Данилов. Я его привезла две недели назад. И я не хочу чай из трав. Я хочу кофе.

– Тебе точно можно?

– Господи, – в сердцах проговорила Марта, – как это жена жила с тобой столько лет!

И перепугалась. Они никогда не вспоминали о его покойной жене.

– Всего три года, – поправил ее Данилов и улыбнулся, – не пугайся, пожалуйста. Я не стану бледным и мрачным от одного упоминания о ней и не стану курить сигареты одну от другой. Я же не герой сериала!

«Ты не герой сериала, – подумала Марта быстро, – но я видела твое лицо, когда ее хоронили».

Он был совершенно один, хотя толпа была огромной. Его родители из Америки прислали соболезнования и элегантный веночек, а друзей у него не было никогда. Шел снег, такой же, как сейчас, но Данилов был в темных очках. Он снял очки, когда сел к ней в машину, и Марта увидела его лицо.

Прошло пять лет, а Марте иногда казалось, что пять дней.

Когда он женился, ему было тридцать. Когда спустя три года ее хоронили, Данилову стало шестьдесят.

– Тебе не нужна помощь? – спросил Данилов, аккуратно глотнув кофе. – Я имею в виду деньги. Или врачи?

– Я беременная, а не тяжелобольная, – буркнула Марта, – а денег у меня своих навалом.

Это была неправда, но она никогда не брала у него деньги, даже в самые трудные времена. Лучшая подруга Инка фыркала и плевалась.

«Ты просто ненормальная, – говорила она, – с паршивой овцы хоть шерсти клок. Раз уж он на тебе не женится, пусть деньги дает».

Природа их «высоких отношений» практичной Инке была недоступна. Впрочем, не ей одной.

– Как хочешь, – сказал Данилов, – просто на всякий случай знай, что я всегда готов тебе помочь. Чем угодно.

– Я тебя найму сидеть с ребеночком, – пообещала Марта.

– Боюсь, что дорого тебе обойдусь. – Он улыбнулся. Вернее, улыбнулись его губы, а сам Данилов и не думал улыбаться. – Ты все-таки подумай про врачей и позвони мне. Хорошо?

– Хорошо, – согласилась Марта, зная, что ни про каких врачей думать не станет. Ей и без врачей есть о чем подумать. – Ты убираешь посуду, – добавила она поспешно, – ты убираешь посуду, а я буду валяться на полу и смотреть кинематографические фильмы.

– Там есть немного новых кинематографических фильмов, – он кивнул на стойку с кассетами и подтянул кашемировые рукава, чтобы удобнее было мыть посуду.

– Данилов, ты особенно-то не усердствуй, – сказала Марта, – посуду в этом доме моет посудомоечная машина. Ты что-нибудь об этом знаешь?

Она сидела на полу, на круглом тибетском ковре, который отец подарил Данилову на день рождения. Родители любили дарить ему что-нибудь в этом духе. Статуэтку Будды, искусно вырезанную из слоновой кости. Шелковое покрывало из Кайруана. Нефритового дракона с оскаленной остекленевшей пастью. Глиняный кувшин ручной работы. В год по одному подарку. Раньше было по два – еще один на годовщину свадьбы.

На одном из подарков теперь сидела Марта, скрестив длинные ноги в безупречных черных колготках. Платье тоже было черным и безупречным, немножко измятым, потому что она заснула в нем, дожидаясь Данилова. Он видел ее спину – прямую и тонкую, и прямые плечи, и сильные руки, обтянутые плотными рукавами платья.

Он давно привык считать все это – своим. Несмотря ни на что. Несмотря на Петю и его предшественников. Несмотря на пятнадцать лет, в которых чего только не уместилось. Несмотря на его женитьбу. Несмотря на Лиду.

Как раз Лиду он никогда не считал своей.

Марта Черниковская – чужая жена! Мать какого-то непонятного ребенка.

Она больше не будет спать у него на диване и клацать по клавиатуре компьютера. Просто ей станет некогда, и в ее жизни появятся вещи гораздо более важные, чем Данилов. Все правильно. Не могло же это вечно продолжаться.

Но он-то думал, что будет продолжаться. Вернее, он об этом вообще не думал.

Загрузив машину, которая тут же бодро загудела, Данилов вытер руки льняным полотенчиком и бросил его в специальную корзину для полотенчиков. И улыбнулся. Марта поставила «Звездные войны», какой-то там эпизод. Он купил эти «Войны» специально для нее. Сам он предпочитал Гринуэя и Кустурицу.

Телефон выдал переливчатую руладу, и Марта, не оборачиваясь, сделала звук потише.

– Данюсик, – позвала из трубки Лида, – это я. Как ты там, без меня? Мама передает тебе привет. Это я сразу говорю, чтобы потом не забыть.

– Спасибо, – сказал Данилов, – ей тоже.

– Как дела, Данюсик? Слушай, ты не помнишь, кто в этом году выиграл «Ю-ЭС Оупн»?

– Пит Сампрас.

– Да. Точно. Я целый день не могла вспомнить.

Данилов вежливо молчал. – Я звонила, но тебя не было дома. Я думала, ты заедешь.

– Мы же не договаривались.

– Ну и что? Я за приятные сюрпризы.

Данилов вовсе не был уверен, что может быть приятным сюрпризом.

– Данюсик, а завтра ты что делаешь?

– Собираюсь съездить в дом, который проектировал. Там завтра никого не будет, мне нужно посмотреть кое-что. Это не надолго, часа на два. К вечеру освобожусь.

– Тогда пойдем вечером в Кремль! Начинается конкурс бальных танцев. Закрытый просмотр, все будут. Давай посмотрим немножко, а потом поедем куда-нибудь ужинать. Хорошо?

– Хорошо, – согласился Данилов. Ему, собственно, было все равно – танцы так танцы, ресторан так ресторан, «Ю-ЭС Оупн» так «Ю-ЭС Оупн».

– Я так устала, – пожаловалась Лида, – мама меня опять таскала в «Мариотт». У папы юбилей, ты же знаешь. Мы сто залов пересмотрели. Маме больше всего нравится «Мариотт», а мне «Гостиный двор». А тебе?

Данилов честно попытался поддержать беседу. В конце концов, вежливость – прежде всего.

– Я никогда ничего не отмечал ни там, ни там, поэтому трудно сказать.

– Ну вот, тебе даже сказать трудно, а я все это пересмотрела! И непонятно, зачем. Все равно мама сделает так, как ей больше нравится. Когда у тебя будет юбилей, я тоже сделаю все, как мне нравится. – И она засмеялась.